«Слава Богу, кажется, угомонилась», — подумала про Соняшу Манефа Мартыновна, проводивши ее въ театръ.
Присутствовавшій тутъ-же студентъ Хохотовъ словно понялъ ея мысль и сказалъ:
— Превосходная генеральша изъ Софьи Николаевны выйдетъ, когда она въ роль войдетъ. Напрасно она долго раздумывала и не соглашалась замужъ за него выходить. Прекрасная партія.
— А я-то что говорила? — подхватила Манефа Мартыновна. — Я только объ этомъ и говорила. Вѣдь какой прекрасный человѣкъ-то! Кроткій, обходительный, ласковый. Немножко староватъ, но да что за бѣда! Вѣдь ужъ у Соняши какой характеръ? Преужасный… Иногда матери — и то не въ терпежъ. Скора она на слова, дерзка, своенравна, ужъ чего-чего она ему не говорила, когда онъ женихомъ ходилъ, а онъ все это безпрекословно выслушивалъ. А оттого что умный человѣкъ, совсѣмъ умный.
Хохотовъ засмѣялся.
— Простите, Манефа Мартыновна, теперь Іерихонскій вашъ зять и мнѣ не совсѣмъ ловко вамъ такъ про него выражаться, но умъ его я хвалить не буду. У него есть умъ, но умъ односторонній.
— То-есть какъ это?
— У него умъ есть тамъ, гдѣ нужно выслужиться, тутъ онъ силенъ и сдѣлалъ свое дѣло, но въ дѣлѣ женитьбы… Конечно, это также оттого зависитъ, что онъ влюбленъ въ Софью Николаевну, а влюбленные вообще теряютъ… Какъ-бы это сказать?… Ну, разсудительность, что-ли, теряютъ… Я не хочу быть очень рѣзокъ.
— Стало быть вы находите, что ему не слѣдовало жениться на Соняшѣ? — быстро спросила Манефа Мартыновна.
Хохотовъ замялся.
— Я не хотѣлъ-бы быть на его мѣстѣ, - произнесъ онъ. — Будучи въ его годахъ, съ его положеніемъ, я, обсудивъ и взвѣсивъ все, не женился-бы на Софьѣ Николаевнѣ. Для нея эта партія прекрасная, но для него…
Манефа Мартыновна разсердилась.
— Что вы такое говорите, Викторъ Матвѣичъ! И мнѣ, матери, въ глаза… Помилуйте! — возвысила она голосъ. — Стало быть вы находите, что Соняша-то ниже его, что-ли! Ея отецъ умеръ тоже въ полковническомъ чинѣ. Орденами тоже былъ увѣшанъ.
— Не въ томъ дѣло, Манефа Мартыновна, не въ томъ дѣло. Я не про неравенство… Боже меня избави! И не про матеріальное положеніе. Для Софьи Николаевны эта партія хорошая и она можетъ быть относительно счастлива замужемъ за Іерихонскимъ, но сама она Іерихонскому счастія не дастъ, никакого не дастъ. Вотъ помяните мое слово!
— Подите! Вы всегда и на все каркаете! — махнула рукой Манефа Мартыновна. — Да и удивляюсь, какъ вы рѣшаетесь это говорить матери. Вѣдь я ея мать.
— Говорю, что чувствую. Считаю себя у васъ своимъ и привыкъ говорить правду. Характеръ Софьи Николаевны я знаю, изучилъ. И вотъ помяните мое слово!
Студентъ удалился къ себѣ въ комнату.
— Каркаете, каркаете! — произнесла ему вслѣдъ Манефа Мартыновна. — Впрочемъ, иногда и ворона каркаетъ къ ненастью да ошибается, — закончила она.
Но въ томъ, что Соняша «угомонилась», Мапефа Мартыновна не была вполнѣ увѣрена. Весь вечеръ на нее находило сомнѣніе и она не могла отбросить его отъ себя даже любимымъ своимъ занятіемъ, раскладываніемъ пасьянса. Часовъ въ одиннадцать вечера она начала прислушиваться — не вернулись-ли Іерихонскіе изъ театра, что могла узнать по шагамъ надъ своей квартирой. Когда хлопала дверь съ улицы въ подъѣздѣ, она два раза выходила на лѣстницу, чтобъ встрѣтить дочь съ мужемъ на площадкѣ. Ее такъ и тянуло побывать у нихъ, когда они вернутся изъ театра, попить съ ними чаю и видѣть, въ какомъ расположеніи духа Соняша, какія ея отношенія къ мужу. Кончилось тѣмъ, что она послала Ненилу наверхъ къ Дарьѣ сказать, чтобы та увѣдомила ее, когда господа вернутся изъ театра. |