Техника неизвестного скульптора — одна из удивительных сложностей: нет ни малейшего намека на первобытное происхождение в этой загадочной и слегка отталкивающей фигурке. Он, должно быть, обладал исключительными талантами — настоящий виртуальный гений, — чтобы отразить это выражение хитрого взгляда, ледяной, чужой угрозы в неподатливом материале, каким является гладкий тяжелый нефрит. Но то, что сумел изобразить скульптор… вызывало тревожные опасения.

Основание, на котором было установлено это усеченное коническое тело, было вырезано из того же неизвестного покрытого пятнами нефрита, и под странным углом, как будто культура скульптора пользовалась полностью неевклидовой геометрией. Глубоко и чисто были вырезаны на одной стороне этого странно угловатого основания два чрезвычайно сложных иероглифа на неизвестном мне языке. Эти символы не имели сходства с китайскими идеографами, египетскими глифами, арабскими буквами, санскритом и даже с распространенными формами месопотамской клинописи, и, конечно же, никакого малейшего сходства с какой-либо южно- или центрально-тихоокеанской письменностью, известной мне.

Поднимаясь от параллельных складок у основания шеи изображения, из туловища выступали четыре сужающиеся к концу конечности или придатка. Они были плоские и напоминали конечности, распространенные у иглокожих класса Asteroidea — обычные морские звезды с пляжей в Калифорнии, — с довольно своеобразным исключением: нижняя часть этих широких, плоских, сужающихся конечностей имела несколько рядов дискообразных присосок. Удивительно, как неизвестный художник объединил в своем замысле особенности морских звезд, кальмаров и осьминогов… и необычайное, холодное ощущение беспокойства, представляющее своего рода психическое предупреждение о реальной физической опасности, которая исходит даже от краткого созерцания этого кумира! Сочетание этого неподвижного, злорадствующего взгляда бездушных змеиных глаз, полускрытых за извивающимся, червеобразным клубком волос… и этих странных, изгибающихся рук или щупальцев, наполовину приподнятых и слегка разведенных в стороны — как будто он сжимает свою добычу! — вызывало тревогу и беспокойство.

Отложив в сторону фигуру из нефрита, я снова обратился к поверхностному ознакомлению с другими рукописями. Сначала я пролистал манильскую папку, которая была вложена в упаковку, где была собрана коллекция артефактов, чья первая страница состояла из аннотированного списка коллекции.

Быстро пролистывая громоздкую папку, я обнаружил, что ее содержимое действительно разнородно, состоит из личных писем профессора Копеланда в различные учреждения, такие как Хранилище редких книг в Британском музее, Национальную библиотеку в Париже, университеты и библиотеки здесь, в Соединенных Штатах; были также свертки газетных вырезок из обширного ряда газет (как правило, не имеющих между собой ничего общего, за исключением того факта, что они касались пропавших или затонувших кораблей в Тихом океане или новостных сообщений о временном появлении затонувших островов вулканической природы) и несколько страниц заметок, скрепленных вместе и имеющих заголовок «Примечания к циклу ксотических легенд со ссылками на «Текст Р'льех» и другие книги».

Первая страница состояла из списка в фонетической транскрипции вариантов имен водного божества, чьи изображения профессор так усердно собирал. Как отмечалось ранее, наиболее удивительно, что культуры, столь удаленные друг от друга, имели общее божество или, по крайней мере, божества с очень схожими именами, отмеченными профессором: «Затамага», «Хоммогах», «З'отомого», «Сотхамогха», «З'мог» и т.