Изменить размер шрифта - +
Отсрочки принятия решения, которое она никак не могла заставить себя принять. Она же по-прежнему любила его. Любила ничуть не меньше, чем в первый день их встречи. С тем же благоговейным обожанием смотрела на то, как он ест, спит, одевается. С тем же наслаждением слушала его голос, даже когда слушать его не следовало. С тем же удовольствием отдавалась ему в те редкие ночи, что они ложились в постель вместе. Да, любила она его ничуть не меньше. Только теперь к ее любви примешивалась еще и горечь. Такая отчаянная скорбная горечь, что ощущение было таким, будто она сжевала целую охапку полыни. Как глупая безмозглая корова на лугу, сжевала. Так, кажется, недавно окрестил ее ненаглядный.

Глупая, безмозглая корова…

Ну и пускай себе считает ее глупой и безмозглой. Однако же у нее хватило ума не уехать и подстраховаться, потушив пожар и вызвав Ваньку. Был ли причастен ко всему случившемуся в квартире номер восемь Ленька, нет ли, теперь это уже дело десятое и дело не ее, но вот теперь доказательств его причастности ни у кого не будет. И все почему? Все потому, что его глупая безмозглая корова потушила пожар и спасла от неминуемой смерти его… женщину, провалилась бы она вместе со своей недогоревшей квартирой и выгоревшими дотла шторами…

Ася выехала из двора и закрутила головой. Где же иродов «Форд»? Ага, вон он. Ванькина левая рука вынырнула из окна джипа и принялась отчаянно жестикулировать в воздухе, очень ловко указывая ей пальцами траекторию движения. Прямо как в спецназе! И самое главное – Ася мгновенно поняла, что он от нее требует. Они едут к девятнадцатой городской больнице, где у Ваньки в друзьях значилась парочка хирургов. Один из них помучил в свое время Асю изрядно, вскрывая огромный фурункул под правой лопаткой. Потом еще долго шутил, моля господа усеять ее тело подобной дрянью.

– Такой нежной пациентки с таким неподражаемым контральто у меня не было с первого дня моей врачебной практики, – скалился он в ее и Ванькину сторону.

Ирода подобные шутки приводили в неописуемый восторг, и он тоже делал вид, что молится. Но молиться Ванька не умел. Он умел много чего, только не слепо верить во что-то, чему ни разу в его жизни не нашлось подтверждения…

Двор девятнадцатой больницы слабо освещался тремя фонарями, свисающими с козырька над входом. Голые еще ветки четырех хилых деревьев сплели диковинный шатер прямо под фонарями, отбрасывая на ступеньки причудливые тени. Три скамейки с покосившимися щербатыми спинками. Три облупленные урны. И дощатый столик, приткнувшийся к одному из чахлых стволов. Пейзаж не впечатлял. Специального подъезда для машин «Скорой помощи» здесь не было. Больных обычно вносили через центральную дверь. Выносили по-разному…

– Не доросли еще, – вежливо отшучивался, объясняя сей факт, все тот же эскулап, что колдовал со скальпелем над Асиной лопаткой. – Когда-нибудь… Может быть, в следующей жизни…

Про следующую жизнь любил шутить и Ванька, хотя всячески отрицал существование потустороннего мира и не верил в загробное существование. Фишка у них такая была, у друзей ирода, – все хорошее, что не успело с ними еще случиться, они ждали в непременной следующей жизни.

Ванькина рука снова выпросталась из водительского окна и махнула пару раз, указав Асе на больничный угол, потонувший в кромешной темноте.

Все ясно. Рисоваться не станет. Спрячет машину в темном углу. Вызовет Виталика и уже потом… Это «потом» Асе виделось смутно. Как можно без непременного оповещения милиции и без документов определить женщину в таком плачевном состоянии на больничную койку, она не знала. Представление о процессуальном порядке подобных действий она имела. Пусть и не конкретное, но все же имела. Поэтому, останавливая свои «Жигули» около Ванькиного джипа, Ася сникла и загрустила. Ох, и должна же она ему будет за все… Страшно представить, как и сколько должна.

Быстрый переход