В цехе, размерами похожем на ангар, стоят в два ряда будущие крылатые машины, а вокруг — рабочие, занятые подгонкой и приделкой.
Внимания на меня никто особенного не обращает, потому что я тут не в пиджачной паре расхаживаю, а в обычном своём рабочем комбинезоне — понимаю, что не в дворянское собрание пришёл, а на производство. Оно и делу полезней, и заглянуть можно куда надо.
В другом цехе ставят моторы, дальше — регулируют тяги. Тут же и контролёры с инструментом проверяют углы и размеры. Не конвейер, но поток организован толково. А вот и выход на поле, вдоль края которого стоит рядок недавно собранных У-2.
— Ты откуда такой, весь из себя красивый? — ко мне подходит человек лет сорока с роскошными усами и папкой подмышкой.
— Из Осоавиахима.
— На приемку? Так чего медлишь — принимай, — и машет рукой как раз в сторону этого рядка.
Киваю и подхожу к крайней этажерке. Оглядываю её со всех сторон, проверяю, как что закреплено, как настроено, забираюсь и под сиденье, и за спинками не забываю пошарить, приборами интересуюсь, мотором. С виду — всё нормально. Проверяю качество обтяжки, слегка постукивая ногтями по ткани. Да, всё путём — уж я-то эти аппараты знаю «от» и «до».
— Вот формуляр, товарищ…
— …Субботин. Спасибо, — беру документы, просматриваю — и тут все правильно.
— В воздухе проверять будете?
— Непременно.
Забираюсь в кабину, устраиваюсь, пристёгиваюсь и жестом даю команду крутнуть винт. Мотор заводится легко, звучание его меня устраивает. Парень на краю лётного поля даёт отмашку — можно занимать взлётную полосу.
Выкатываюсь, разгоняюсь — машина послушна — и аккуратно, в академическом стиле взлетаю. Набор высоты, бочка вправо, бочка влево, полупетля с полубочкой, боевой разворот через левое плечо. Набор скорости и петля Нестерова. Набор высоты и сваливание в штопор. Выход — и на полосу, посадка и рулёжка обратно на своё место. Но парень с флажком отправляет меня в другую сторону.
Подходит девушка, та, что принесла документы, протягивает бумаги. Делаю запись о вылете, отмечаю, что замечаний нет, расписываюсь и направляюсь к следующей машине.
— Трофимыч! Кончай тут развлекаться! — ко мне торопится Конарев. — Тебя серьёзные люди ждут, а ты тут девушкам пилотаж всякий демонстрируешь. И где твой галстук?
Это он про то, что я сегодня не выгляжу пионером. А, поскольку за последние два года заметно подрос, то не всякий сразу скажет, что я ещё не взрослый. Поэтому я вместо пионерского галстука, надел не пионерский, делающий меня старше. В рабочей командировке, как-никак, среди незнакомых людей. Мне сейчас не стоит косить под пацана. Да и рост у меня уже не совсем мелкий — я заметно вытянулся. Отсюда и недоуменный взгляд девушки, которая отлично видит, что галстук на мне присутствует.
— Полно тебе, Егор Кузьмич шугать меня. Я, чай, не ворона. На приёмку ведь приехал.
— Сделаешь дело, и принимай себе, что душеньке твоей угодно, хоть до белых чёртиков. Пошли скорее.
Идем незнакомыми коридорами, а я, тем временем, думаю. Думаю о том, что отношение ко мне у товарища лейтенанта заметно изменилось. Я для него сейчас — часть команды. Свой человек. И это радует. Ведь мне неизвестно в каких кабинетах кому он что докладывал. Или даже доказывал. Однако сейчас ведёт себя, как единомышленник. Добрый знак.
Заходим в просторный скудно обставленный кабинет. Доска, несколько простых письменных столов, люди сидят на разнородных стульях. Человек десять, не больше. Из знакомых — Поликарпов и Наденька-стенографистка со своим блокнотом.
— Добрый день, — здороваюсь.
— Добрый день, — отвечает Николай Николаевич, и продолжает. |