— Ты, родственничек, — шепот Киреев прозвучал презловеще. — Не спотыкайся, а то еще помрешь тут, что тогда? Матушка огорчится…

— Зачем меня…

— Сама расскажет. И ты, будь добр, выслушай… я понимаю, что с огнем сладить тяжело. И кротостью норова ты в прежние времена не отличался, а все одно, когда чего-нибудь сказать захочется, дай себе труд подумать минуточку, надо ли сие говорить…

Какое доброе напутствие. И забота такая, что прослезиться впору.

А тропа закончилась.

Вывела к пустырю.

Серый. Тоскливый, что погост при Чумной слободке. Только не хватает, что крестов упреждающих с белыми полотнищами. А так… трава реденькая из земли поднимается. Деревца кривые торчат, то ли растут, то ли для пущей зловещности поставлены. Листочков на них скудненько.

Небо и то посмурнело.

— Живописненько. — Арей озирался.

Высилась неподалеку каменная ограда. Значит, место сие рядом с Акадэмией находится… странно, Арею мнилось, что он все окрестности изучить успел. А вот такой живописный пустырек и пропустил.

Огорчительно.

— И куда дальше?

— А туда… — Кирей указал на кривобокий дубок, который поднимался над холмом. Как холмом… холмиком…

…склепом.

Старым склепом, который успел опуститься в болотистую жирную землю. А может, она приподнялась, обняла его влажноватым покрывалом мхов, расцветила желтым лишайником, пытаясь хоть как-то украсить камни.

Глыбины сложены были плотно.

Тесно одна к другой.

Над ними воздух дрожал, будто от жара.

— Здравствуй, Арей. — Царица сидела на скамеечке у приоткрытых ворот. Проржавелые, они гляделись до того хрупкими, что тронь — и рассыплются.

Ложь.

Арей это почуял.

И магию, окружавшую это место плотным коконом. Магия эта была незнакома ему, густая, она потянулась к Арею, оплела, обволокла паутиной.

Первым порывом было смахнуть эту паутину.

Избавиться.

Но Арей сдержался.

— Хорошо. — Царица позволила себе улыбку. — Ты с собой смог совладать. Не стоит бояться. Охранитель лишь убедится, что ты не желаешь мне зла.

— А я не желаю?

Огонь брал свое.

И Арей запоздало прикусил язык. Все же дерзко вышло. Не говорят так с царицами.

— Не желаешь. — Она разглядывала его. Внимательна. И… чего увидеть желает? Арей стоял. Он поклонился, как умел, и спину разогнул, ибо не боярин, чтобы взыскивать милостей показной покорностью. — Зачем тебе желать зла слабой женщине?

Магия отползла.

Она свернулась у ног царицы, обретя обличье дворового пса. Не холеного волкодава, которые ноне на каждом втором подворье держат, и не борзой, собаки благородной, и не махонькой пустолайки, из тех, что боярынь забавляют.

Нет, пес был сер и уродлив.

Кривоглаз.

С шерстью свалявшейся, сквозь которую просвечивали рубцы.

Он скалился, наблюдая за Ареем единственным блеклым глазом своим, и оттого Арею делалось жутко. Было в этой твари нечто, роднящее ее с подгорной тварью.

— Незачем, — произнес Арей, явственно представивши, что вот-вот сейчас сам ляжет к ногам царицыным, если не верным псом, то телом бездыханным. Найдется ли на пустыре яма какая, годная, чтоб тело его прикопали?

— Вот и я думаю, что совершенно незачем… нам с тобой делить нечего. — Тонкая ручка легла на хребтину твари, скользнули пальчики по косматой шерсти. — А помочь друг другу мы способны, да… ты уже знаешь, что твоя мачеха отошла в мир иной?

— Сказывали.

— А что отошла она… не сама?

— Нет.