– Минь, прости меня, – неожиданно мягко проговорила Юлька. – Ты голодный, уставший, за мать испугался… поехали домой… Я Чифа полечу. Ему плохо совсем, посмотри.

    «Профессионал от Бога! Мгновенно разряжает обстановку, переключает внимание, предлагает действие, от которого нельзя отказаться. Если голодному человеку напомнить о голоде, а уставшему об усталости, то они почувствуют голод или усталость еще острее. Это заставляет отвлечься на внутренние ощущения. Потом – напоминание о беспокойстве за мать. Это переключает внимание с объекта агрессии на объект заботы. И, наконец, фиксация на конкретной проблеме, требующей немедленных действий. Заставляет перевести взгляд с себя на объект, нуждающийся в неотложной помощи. В данном случае – на Чифа. Все – агрессия ушла, как вода в песок! И ведь ни в каких мединститутах не училась. Ребенок же еще, а как работает!

    Вообще-то, конечно, все женщины интуитивно владеют этим искусством, в той или иной степени. Но нынешние врачеватели, поднимающие тяжелораненых и больных без антибиотиков, обезболивающих и противошоковых препаратов, где-то процентов на пятьдесят делают это не за счет отваров и настоев, а с помощью изощренной психотерапии. Голос-то какой: ласковый, обволакивающий. Я у нее такого и не слышал никогда…

    Ну и ладно, пусть считает, что сработало. Уверенность в своих силах в лекарском деле – половина успеха».

    – Да едем, едем уже.

    Несколько баб у колодца дружно уставились на груду волчьих тел в проезжающих мимо них санях.

    – Михайла! Это где ж ты так поохотился?

    «Ого! Уже не Минька, а Михайла. Явный прогресс, любят бабы удачливых!»

    – Не я охотился, – отозвался Мишка, – на меня охотились, да не вышло!

    – А мать-то где? Ты же с ней уезжал.

    «Все видят, все про всех знают. Деревня, блин!»

    – У лекарки, зашиблась она.

    * * *

    Чифу действительно было плохо. В дом его пришлось вносить на руках. Все вокруг сразу же наполнилось охами и ахами старших сестер – Анны и Марии, – но Юлька и здесь, проявляя подлинный профессионализм, быстро заняла всех делом: кому – греть воду, кому – искать чистые тряпки для перевязки, кому – просто не мешаться под ногами (это – малышне). Сразу же, между делом, объяснила, что с матерью все будет хорошо – просто зашиблась, когда из саней выпала, но ничего, слава богу, не сломала.

    Тут все было в порядке, если в такой ситуации вообще может быть какой-то порядок, поэтому Мишка вернулся во двор и принялся распрягать Рыжуху.

    Стукая деревяшкой, заменявшей ему нижнюю треть правой ноги, на крыльцо выбрался дед Корней.

    – Где напоролись-то, Михайла? – поинтересовался он, разглядывая Мишкину добычу.

    – Да уже почти подъезжали.

    – И сколько их?

    – Семь.

    – Всех ты пострелял?

    – Нет, одного мать – топором, еще одного – Чиф.

    Дед молча потоптался на крыльце с таким видом, словно хотел что-то спросить, но никак не мог сформулировать вопрос должным образом. Для бывшего сотника латной конницы такое поведение было очень уж нехарактерным, и Мишка невольно напрягся, ожидая, когда дед наконец заговорит.