|
— И вроде растет еще, аномалии выскакивают, ровно грибы после дождя. Цыган хмыкнул. И они еще собираются такую базу атаковать? С какого боку? — Точная численность и вооружение генерала нам неизвестны, — продолжал вэдэвэшник, щурясь и постукивая корявым пальцем по краю карты. Ему явно было неприятно работать в присутствии чужака. — Разведка, продолжайте. Поднялся крупный долговец с длинным лицом и заговорил обстоятельно. Он был весь обстоятельный — высокий, широкий в кости; когда-то, видимо, отличался атлетической фигурой, но обрюзг — и все равно сохранил легкость движений. Только теперь движения были плавные, солидные. Шеврон у него был нашит на верхний карман кожаной куртки. — Я же и говорю, — прогудел он, — не подобраться. Огородился, падла, как последний трус. Поле шириной с километр, фиг что разглядишь с такого расстояния, а перед ним лес. И наблюдатели у него дело знают: чуть где что подозрительное увидят — сразу палят. Иногда так, для острастки, шмаляют по лесу. Но я по звуку узнал — пулеметы у них на вышках, а вышек мы насчитали четыре штуки. По двое там дежурят и сменяются через шесть часов. Главное, возле Припяти чертовой туман часто. Кругом леса да болота, сырости много, вот и туман. Ну что нам удалось узнать? Пулеметов у них точно не меньше четырех, а может, не только на вышках есть. В деревне исследовательский модуль зачем-то, пара домишек старых починена, остальное — палатки. На берегу, ближе к Могильнику, причал, там два катера. Катеры эти туда-сюда ходят, припасы и выстрелы подвозят, а еще как-то привезли завернутые в брезент ящики и сразу в палатки утащили. Мы так и не разглядели, что там. Наблюдателя сняли, а потом на то место не удалось подобраться, стреляли сразу, суки. — Даже ругательства «разведка» произносил обстоятельно, округло, не выделяя ни интонационно, ни эмоционально, так что смысл стирался, казалось, что долговец не оскорбляет врага, а просто обозначает предмет разговора. — Из воды тоже много не увидишь… — Единственный раз за весь доклад голос комвзвода дрогнул, он словно оправдывался. Да так и было: впервые за военную жизнь ему пришлось признать свое бессилие как разведчика. — В реке мины плавают… У берега старый буксир-толкач стоит, возле причала двое часовых со станковым гранатометом. Дисциплина у Протасова жесткая, без дела люди не шляются… Мы прикинули — у него там до роты, человек семьдесят — сто. — То есть у нас численный перевес в три раза, — подытожил капитан Петров. Он сидел прямо, положив ладони на стол. — Теперь по вооружению. С места встал толстый свободовец: — Разведка сказала, что у них хорошие штурмовые винтовки и пулеметы. И наверняка еще что-нибудь припасено. Или в любой момент подвезут на катерах. А у нас на складе и у ребят в основном «калаши». Мы, конечно, подсобрали кое-что. Не люблю хвастаться, но подсобрали, есть чем порадовать — спасибо Курильщику, кстати. — Конкретнее, — перебил Петров. — Я и говорю, есть чем порадовать, — продолжал зампотех. — У нас что есть? На каждого по автомату точно. У многих пистолеты. Мы снарядили целый взвод гранатометами. У нас пять ПКМ и два «Печенега». Гранаты, — он издал короткий смешок, толстые щеки его затряслись, — в ассортименте… Лидер «Долга» поднялся, бугристое лицо его побледнело, так что бритый подбородок стал отливать синевой. |
