Кэтрин Росс. Во власти купидона
Глава первая
— Папа женится! Голос сына нарушил тишину жаркого летнего полдня. — Что ты сказал? — Джемма вздрогнула и пролила лимонад себе на платье и на покрывало для пикника. — Что ты сказал, Лайам? — Ты пролила лимонад. — Четырехлетний малыш показал на пятно и потянулся к корзине за шоколадкой. — Да, я вижу. В другой раз Джемма запретила бы сыну есть шоколад, пока он не доест бутерброд, но его слова вызвали у нее шок. — Что ты сказал про папу? — спросила она, стараясь не выдать волнения в голосе. — Он собирается жениться, — с набитым ртом объяснил Лайам, глядя на мать такими же темными, как у отца, глазами. — Это значит, что у меня теперь будет две мамы? Как у Энни? — Ну… наверное, да. Как это странно. В один момент все у тебя хорошо, а в следующий ты уже висишь над бездонной пропастью. Джемма не могла понять, почему это известие так потрясло ее. Маркусу Россини тридцать девять лет. Богат и потрясающе красив — женщины обожают его. Видимо, он решил, что в сорок лет пора уже остепениться. Только на ком он женится? Джемма готова была поклясться, что это его старая любовь София Албани, они знают друг друга с детства. Женщины в его жизни приходили и уходили, но София всегда маячила на горизонте, как бы далеко они ни были друг от друга. И тот факт, что у Маркуса был сын от другой женщины, ничего не менял. София просто не обращала внимания на возможных соперниц. Может, именно поэтому их отношения и сохранились. Может, это и есть настоящая любовь, проверенная временем? Последняя мысль отозвалась болью в сердце Джеммы. — Ты уверен, Лайам? — спросила Джемма тихо. — Как ты узнал, что папа женится? Это он тебе рассказал? Лайам покачал головой и полез в корзину за печеньем. — Я должен был спать, но у меня заболел живот, и я встал. Я слышал, как он говорил… — Вчера? Сын кивнул. — С кем он говорил? Лайам пожал плечами. — С Софией? Она была у папы? — Он говорил по телефону. Лайам потянулся за пакетом чипсов. Джемма вышла из транса. Что она делает? Устраивает допрос четырехлетнему малышу! Не говоря уже о том, что личная жизнь Маркуса ее не касается. — Лайам, никаких сладостей. Сначала съешь бутерброд. Лайам сморщил нос. — Не хочу. Не люблю эту зеленую гадость в нем. — Это не гадость, а огурец. И ты его любишь. Лайам потряс головой. — Ненавижу. — Ну, съешь хоть один ради меня. — Папа не заставляет меня есть всякую гадость. Джемма почувствовала раздражение. Всегда одно и то же. Папа был для Лайама чем-то вроде божества. Она слышала эти слова миллион раз: «Папа не отправляет меня спать так рано»; «Папа разрешает мне смотреть телевизор, сколько я захочу»; «Папа читает для меня, когда я просыпаюсь ночью». Джемма с трудом удерживалась от едких комментариев. Но иногда слышать это было выше ее сил, и Джемму так и подмывало рассказать Лайаму, что его обожаемый папочка — негодяй, которому нельзя доверять. Но, разумеется, она никогда этого не скажет. Ведь правда заключается в том, что Маркус Россини, как бы сильно он ни обидел ее в прошлом и как бы она ни мечтала, чтобы он исчез из ее жизни, был чертовски хорошим отцом. — Не возражай, Лайам. Просто съешь бутерброд. Иначе я расскажу папе, как ты плохо себя вел, когда он вечером заедет за тобой. Лайам заколебался, но сделал, как она просила. |
