Затем в упор посмотрела на него. Лицо ее было исполнено горечи и суровости.
— Я не искала вашей жалости.
— А я и не выказывал ее. Я родился в этих краях, и мне хорошо известно, что в вашем, как вы выразились, муравьином существовании в какой-то степени повинны и мои сородичи. Я очень сожалею об этом. Только и всего.
Он повернулся и направился к двери, откуда доносился шум льющейся в ванну воды. Он был зол и в то же время подавлен: зол на себя и свой народ, на женщину и ее народ; его раздражало это сравнение с муравьями. Охватившее его уныние было глубоким и безграничным. Он резко захлопнул за собой дверь ванной комнаты, разделся и погрузился в теплую воду. Постепенно он успокоился, раздражение прошло, но уныние осталось. Он мылся быстро, потому что очень хотелось есть. По-видимому, сейчас он увидится с доктором и договорится о том, чтобы его скорее отправили из этого дома и этой чертовски унылой страны. Чем быстрее, тем лучше. Он взял со спинки стула полотенце и под ним обнаружил свежевыстиранную рубашку и фуфайку. Он мысленно воздал должное женщине. Мрачное настроение не мешало ей быть внимательной и предупредительной. Он быстро побрился, оделся и сошел вниз.
Дом ничем не отличался от домов других преуспевающих врачей в любой стране. Нкози не успел спуститься с лестницы, как из крайней справа двери появилась уже знакомая ему женщина.
— Пожалуйте сюда. — Она ждала его у входа. От вида и запаха пищи у него потекли слюнки. Он повеселел. Женщина смотрела на него дружелюбно. И когда улыбнулась ему, две портившие лицо морщины, как по волшебству, разгладились, и она сразу стала моложе и привлекательнее. — Теперь мой черед извиняться, — сказала она. — Я не хотела быть злой. Но, вы знаете, мы и в самом деле живем, как муравьи. И у нас такая же, как у муравьев, система предупреждения об опасности. Нам сообщают о приближении врагов обычно за час до их появления. И так же, как в муравьином мире, всегда находятся люди, готовые принести себя в жертву во имя масс.
Нкози успокоился и больше не чувствовал никакой неловкости в обществе этой женщины.
— Спасибо за рубашку и фуфайку. Как приятно надеть после ванны чистое белье.
Они вошли в комнату, и тут его ждало разочарование. В комнате никого не оказалось, и стол был накрыт на двоих.
— А доктор? — спросил он.
— Все еще в Иоганнесбурге, — ответила она. — Должен был вернуться, но позвонил, что задерживается и будет только завтра. У него все в порядке. То, что вы привезли, благополучно доставили на место.
— Ну и прекрасно, значит, я могу уехать.
— Они хотят, чтобы вы дождались возвращения моего брата.
— Дело сделано, чего же ждать? Кстати, кто это «они»?
Женщина хотела что-то сказать, но передумала, подошла, прихрамывая, к столу и села.
— Давайте есть, — предложила она. — Попозже придет Найду и все вам объяснит. — Она жестом указала ему на стул.
Стол был уставлен индийскими яствами, которых Нкози не пробовал с давних пор; здесь было обилие вкусных блюд, в которых удивительным образом сочетаются мясо и овощи, сдобренные, помимо порошка кари, разнообразными специями. Лепешки — роти — были совершенно воздушные, и слоеная хрустящая корочка приятно щекотала рот.
Ее глаза и лицо засветились радостью, когда она увидела, что еда явно пришлась ему по вкусу.
— Вам в самом деле понравилась еда? Или, может быть, вы просто голодны?
— И то и другое. Но я никогда не ел такого вкусного кари. Даже перед отъездом, в Дурбане. А кари я на своем веку поел немало.
— После двухдневного голодания все кажется вкусным.
— Да, я не ел день, ночь и еще день. |