— Не-а, — ответил я.

— А что тогда?

— Да я просто пырюсь в потолок, если честно, — признался я, — А план у меня уже давно готов.

— И в чём он состоит? — поинтересовался Шаманов, — Как мы будем завтра защищаться от Корень-Зрищиных? А как достанем и продадим наши… наш лут?

— Да влёт, — коротко объяснил я, — Не очкуй. И где ты понабрался таких слов, Шаманов? Лут? Ты это сейчас серьезно?

— У меня вообще-то дома топовый игровой комп «Гиперпосадникъ», — обиженно ответил Шаманов, — Или ты думаешь, что эскимосы до сих пор бьют моржа гарпунами и живут в иглу?

— Вообще да, — честно ответил я.

— Ну это отчасти верно, — вздохнул Шаманов, — Некоторые и правда живут в иглу. Холопов у нас в Гренландии нет, но простонародье живет не сильно лучше ваших крепостных. Вот только ты не забывай, что я, как и ты, магократ, хоть и эскимосский. А мы, магократы, не работаем. Кстати, ты не хочешь сделать домашку?

— Нет, — поморщился я, — Во-первых, как ты верно заметил, магократы не работают. Во-вторых, отечественная словесность меня сейчас волнует меньше всего. И в-третьих, я тупо спишу у тебя.

— Так-то логично, — вынужден был согласиться Шаманов, — Но нельзя же совсем ничего не делать.

— Ты прав, пора прекращать, — ответил я, — Поэтому сейчас я займусь чтением. Но не учебника по русской словесности, а более интересного документа

Вообще это надо было сделать уже давно, но у меня раньше как-то всё руки не доходили. Теперь же мои руки были наконец совершенно свободны, поэтому одну из них я сунул в карман мундира, где у меня лежала тетрадка.

Та самая тетрадка, которую я нашёл в тайнике под кроватью в комнате барчука, в тело которого я попал. Последние пару суток я таскал тетрадку в карманах, постоянно перекладывая из старой одежды в новую, но прочитать записи мне было всё как-то некогда. Кроме того, меня отпугивал кривой почерк барчука Нагибина.

Но теперь время пришло, пока уже выяснить, что там строчил Нагибин до того, как я выкинул его из собственного тела.

Текста в тетрадке было не так уж много, крупным, но очень неровным почерком, были исписаны лишь четыре листа:

«Папа говорит, что мне что-то предстоит, что-то важное. А я не знаю что. А он не объясняет. Просто говорит, чтобы я был готов.

А как я могу быть готов, если не знаю, к чему готовиться?

Папа с мамой стали совсем странные. Они чего-то боятся, но чего — не объясняют.

С деньгами стало совсем плохо, Прыгуновы захватили наше овсяное поле, а нам и ответить нечем. У Прыгуновых есть солдат, а у нас нет. Прыгуновых много, нас мало.

Сестра опять в Пскове.

Ночью шёл дождь, было страшно. А потом шаги, ОН ПРИШЁЛ

<неразборчиво>

Почему-то дождь идёт теперь все время, хмель гниет на полях, некому его убирать. Мы и пиво давно уже не варим, а только продаём хмель.

ОН приходил, дважды. Не помню

<неразборчиво>

У нас теперь появились деньги. Все тратили на Таню, как всегда.

Откуда деньги — не знаю. Может быть <неразборчиво>

Тане оплатили обучение в Смольном Институте, хотя она еще маленькая. Так что учиться ей только через два года. Папа сказал, что мне нигде учиться не придется. Почему — не знаю.

<неразборчиво>

ГНОСТИЧЕСКИЙ ЛИБЕРАТОР

Снова кончились деньги, хотя они были. Я видел у папы целую гору банкнот. Миллионы рублей. Но куда он их дел — я не знаю.