Чем больше слабел старый колдун, тем легче становилось удерживать его дома, вдали от искушений города. И слава Богу. Одна-единственная неосторожность могла погубить нас всех. А до Одноглазого никогда в полной мере не доходило, что это вообще такое — быть благоразумным.

Гоблин захихикал, когда Одноглазый смолк.

— Можете вы оба сосредоточиться на том, чем собираетесь заниматься? — Меня преследовал страх, что однажды Одноглазый задремлет прямо в середине какого-нибудь смертоносного заклинания и оставит нас всех по уши в демонах или кровососущих насекомых, совершенно обезумевших оттого, что их выдернули из болота где-нибудь за тысячу миль отсюда. — Это важно.

— У вас всегда все важно, — проворчал Гоблин. — Даже если это просто: «Гоблин, хватит сидеть сложа руки, я слишком ленив, чтобы самому полировать серебре». Даже тогда это звучит так, точно речь идет о конце света. Важно? Уф!

— Я вижу, ты сегодня в хорошем настроении.

Одноглазый вытащил себя из кресла, выругался в мой адрес и, опираясь на трость, зашаркал к Сари. Он забыл, что я женщина. Он вел себя не так по-свински, когда помнил об этом, хотя в принципе я не рассчитываю ни на какое особое обхождение только потому, что меня угораздило родиться существом женского пола.

Одноглазый стал опасен для нас в совершенно новом смысле в тот злополучный день, когда приобрел эту трость. Он использовал ее, чтобы колотить людей. Или подставлять им подножку. Он постоянно дремал то здесь, то там, но никогда нельзя было точно знать, спит он или же притворяется. В последнем случае ему ничего не стоило неожиданно выбросить спою трость и подцепить вас за ноги.

Несмотря на все это, мы постоянно трепетали от страха, опасаясь, что Одноглазый долго не протянет. Без него шансы, что нас не засекут, были невелики. Гоблин, конечно, будет выкладываться изо всех сил, но что он сможет, оставшись один? К тому же на долговременное колдовство он вообще был не способен. В нашей ситуации требовалось, по меньшей мере, два колдуна и притом в расцвете сил.

— Начинай, женщина, — проскрипел Одноглазый, — Гоблин, сопля жучиная, тащи сюда то, что требуется. Я не намерен болтаться тут всю ночь.

Специально для них перед Сари стоял стол — самой ей не требовалась никакая опора. В установленное время она просто концентрировалась на Мургене. Контакт у них обычно возникал быстро. Во время месячных, когда чувствительность падала, она пела на языке нюень бао. В отличие от некоторых братьев по Отряду, у меня нет способности к языкам. А когда речь идет о нюень бао, я вообще ничего не воспринимаю. Пение Сари было похоже на колыбельную, если только слова не имели двойного смысла. Что очень даже возможно. Дядюшка Дой всю жизнь говорит загадками, но не устает повторять, что легче всего понять их смысл, если просто слушать.

Дядюшка Дой нечасто оказывается поблизости. Слава Богу. У него свое собственное расписание — хотя, кажется, даже ему самому не ясно, к чему все это. Окружающий мир заставляет меняться и его, что ему вовсе не всегда нравится.

Гоблин, не обращая внимания на глупые придирки Одноглазого, притащил мешок с каким-то их добром. В последнее время он стал чаще уступать Одноглазому. Наверно, только ради того, чтобы было больше толку. Но зато уж если он не был занят делом, непременно высказывал все, что думает.

Они, наконец, начали выкладывать свои колдовские штучки, но и тут не обошлось без перебранки по поводу того, что куда класть. Ну, просто малые дети! Мне захотелось хорошенько отшлепать их.