– Я хотел бы завтра увидеться с тобой, рассказать про ужин у президента…

– Конечно, конечно! Назначь время. Я весь к вашим услугам, господин полковник. Я ведь твой ординарец, дорогой Агналдо.

– Ты верховный главнокомандующий, милый Лизандро.

«Быть мне председателем Федерального суда».

ИНФОРМАЦИЯ

В четверг, спустя ровно два месяца со дня заседания, посвященного памяти Антонио Бруно, президент сообщил присутствующим академикам (и уведомил по почте отсутствующих), что срок подачи заявлений на место, освободившееся в связи с кончиной «нашего коллеги и друга Антонио Бруно», истёк. Баллотироваться в Акаде¬мию с соблюдением всех формальностей и правил желают два писателя: полковник Агналдо Сампайо Перейра и генерал Валдомиро Морейра; у обоих имеется необходимое количество напечатанных книг. Выборы состоятся через два месяца, в последний четверг января 1941 года, – по стечению обстоятельств, это будет последнее заседание Академии перед каникулами.

УЖИН

Вечером того же дня президент Академии с супругой принимали в своём новом доме полковника Агналдо Сампайо Перейру и его жену дону Эрминию. Она выглядела старше своего мужа; была молчалива, односложно отвечала на любезные вопросы президентши, пытавшейся «разговорить» гостью. Однако в конце ужина она все же разверзла уста и отдала должное искусству повара. «Очень вкусно», – сообщила она.

Вначале ужин проходил мирно и даже оживлённо. Эрмано де Кармо рассказывал историю своей журналистской карьеры. Он начинал когда-то с самого низа: был курьером, носил корректуры из типографии в редакцию «Коммерческого вестника» – той самой газеты, редактором и владельцем которой он являлся ныне. До того как стать президентом Академии, Кармо возглавлял Бразильскую Ассоциацию журналистов.

Как ни старался президент избежать острых тем, разговор вскоре перешел на войну. Когда хозяйка восхитилась мужеством англичан, стойко переносящих варварские бомбежки нацистов, и упомянула Черчилля, полковник не выдержал. Между рыбой под маринадом и рост¬бифом с овощами он успел сровнять Лондон с землей, занять Британские острова и посадить Черчилля в тюрьму.

За десертом беседа вновь вернулась в мирное русло: сдавленным голосом дона Эрминия похвалила рыбу, мясо и сладкое, к которому она питает особую склонность, хотя злоупотреблять им не может: и без того «видите, какая я толстая. Впрочем, моему Сампайо нравятся полные женщины». Полковник подтвердил: «Кости хороши только для собак».

Когда гости откланялись, президентша спросила мужа:

– Что же, его изберут?

– Изберут, к сожалению. Впрочем, к тому времени я уже сложу свои полномочия. Ну-ка отвечай, ты ведь специально завела речь о Черчилле? Ах ты, провокаторша! – полушутя упрекнул он свою седую надменную жену.

– А зачем же ты пригласил его ужинать, если не будешь голосовать за него?

– С чего ты взяла, что не буду?

Даже супруга президента узнавала о том, что выбор сделан лишь в ту минуту, когда президент называл ей имя очередного гостя, приглашенного на ужин.

– С чего я взяла? Очень просто: порядочный человек не будет голосовать за этого гитлеровского ублюдка. Видел, какая у него жена? Женщина, по мнению твоего полковника, – существо низшего порядка. Ее дело тол¬стеть и ублажать своего повелителя.

– Проголосую я за Перейру или нет, он все равно будет избран, с перевесом в восемь-десять голосов. – Президент обнял жену за талию.