На ходу она вытащила новую стрелу, обернулась и выпустила ее, не замедляя бега. Я раньше считал, что столь виртуозное владение луком смертным недоступно, однако видел все собственными глазами.
Фракийцы ворвались в пещеру через узкий вход, но я к тому времени был уже на ногах и держал в руке меч, на клинке которого написано "Фальката".
В авангарде, видимо, шли высокородные фракийцы в великолепных шлемах, с расписными щитами и в дорогих кольчугах, пластины и кольца которых нашиты на кожу. За ними толпились пелтасты; некоторые были в шлемах, и каждый имел по паре дротиков.
Думаю, что со стороны фракийцев было бы умнее построиться в фалангу, ощетинившись копьями, но копья они оставили снаружи и в бой вступили разрозненно, вооруженные мечами. Я лично сразу уложил двоих благородных.
После боя я хотел было снять с одного из них его кольчугу; но удары Фалькаты испортили ее, вмяв бронзу в тело. Впрочем, амазонки нашли еще одного убитого – ему стрела попала прямо в глаз, – и Иппофода подарила мне его кольчугу; теперь я ее ношу.
Не знаю, скольких пелтастов я убил. На поле боя осталось много мертвых; убитых чернокожим отличить было легко – он сражался мечом, отнятым у жреца; но раны, нанесенные Фалькатой, было почти невозможно отличить от следов боевого топора Эгесистрата. Некоторые из амазонок тоже вытащили мечи. Иппофода опасается, что у них скоро кончатся стрелы, хотя те, что были выпущены в этом бою, мы собрали. По крайней мере, большую их часть.
У входа в пещеру со мной сразу могли драться не более троих пелтастов; я сразу уложил нескольких человек; луки амазонок пели, как лиры. Когда пелтасты отступили, надеясь пустить в ход дротики, амазонки уложили еще многих, а дротики фракийцев лишь оцарапали камень. Потолок здесь местами нависает так низко, что мне приходится пригибаться. Мы лишь посмеялись над этой их попыткой.
Когда бой затих и амазонки торжественно преподнесли мне доспехи, мы решили, что Эгесистрату следует обратиться к фракийцам с предложением перемирия: у нас было мало дров, чтобы устроить огненное погребение для всех павших. И потом мы пришли к заключению, что, если Эгесистрату удастся переговорить с царем Котисом, он, возможно, завершит переговоры успешно, поскольку Арес явно на нашей стороне – он так хорошо помогал своим дочерям, что ни одна из них в этом бою не получила сколько-нибудь серьезного ранения.
Эгесистрат действительно переговорил с царем, после чего мы принялись подтаскивать тела убитых фракийцев к выходу из пещеры, откуда их должны были забрать. Именно тогда мне и удалось потихоньку уйти еще до зари.
В сотне шагов от священного огня, горевшего у алтаря, мрак был таким густым, как самой темной ночью. Я очень жалел, что не прихватил с собой факел, хоть и понимал, что все равно не сумел бы воспользоваться им, не привлекая внимания фракийцев; да и чернокожий тут же стал бы настаивать на том, что пойдет со мною, хотя рана на щеке причиняла ему значительные страдания. Иппофода тоже, заметив, что я ухожу, захотела бы послать со мною нескольких амазонок – что, как мне кажется (и Эгесистрат со мною согласен), только ослабило бы наш отряд. К тому же, будь нас больше, вряд ли мы добились бы лучшего результата. Если Эобаза и можно было спасти, то скрытно, ведь у нас все равно не хватило бы сил отбить его в открытой атаке.
Пробираясь в темноте, я беспокоился об одном: как бы чего-нибудь не забыть. Эгесистрат, разделяя мои опасения, предложил мне захватить с собой свиток. Я заткнул его за пояс и пообещал Эгесистрату, что, если мне удастся обнаружить другой выход из пещеры, я непременно сделаю остановку и прочту свои записи.
Итак, на мне была кольчуга, подаренная амазонками, на поясе висел мой меч, на голове красовался шлем, снятый с одного из высокородных фракийцев, убитых мною, а еще я прихватил пару дротиков и пелт. Мне казалось, что лучше постараться сойти за одного из знатных фракийцев. |