Ослепительное белое пламя охватило его. Одновременно с этим запылало багровым огнем и тело идола Кали. Конан выскочил из храма и, переводя дух, остановился в полете страды от здания. Вот уже раскалились древние камни, из которых было сложено все строение. С шипеньем обугливались листья. Красное свечение помаргивало сквозь листву. Затем камни начали осыпаться — они превращались в песок.
И из пепла и праха вышла пылающая огнем статуя. Она прошла несколько шагов по направлению к киммерийцу, а затем вдруг вся затряслась и начала разрушаться.
В открытые ворота Патампура навстречу врагу вылетела конница. Начался кровопролитный бой. Сражение выплеснулось за стены города, где каждому приходилось уворачиваться сразу от двух врагов: и от воинов, и от пламени. Часть врагов все же прорвались в крепость, улицы обагрились кровью неприятеля поджидали и сумели встретить достойно. Вслед за всадниками вошел в город и пожар. Деревянные строения охватило пламя. Женщины и старики тушили огонь, сбрасывали на головы захватчиков камни, обломки стен, осколки черепицы. Шум и крик стоял такой, что сами небеса, казалось, вздрагивали, слыша их.
Аурангзеб, окруженный своими приближенными, наблюдал за ходом битвы. Он стоял на холме, в стороне от сражения, и тщетно боролся с нарастающим в душе смятением. Как же так? Как такое могло случиться? Почему его воины бегут? Ведь защитников Патампура намного меньше! Их заперли в городе, их почти вынудили сдаться… Что же происходит?
Он не хотел верить в то, что судьба свершилась…
Траванкор в простой кольчуге, в помятом шлеме, сражался как простой воин среди своих людей. Командовать ими уже не было необходимости: каждый знал свой долг и находился на своем месте. Несколько раз он видел поблизости Рукмини — девушка умело разила врагов коротким мечом. Напрасно Траванкор сомневался в ее умении: должно быть, это Арилье хорошо выучил Рукмини и ее сестру искусству фехтования.
Превратности битвы разлучили Траванкора и Рукмини. Девушка побежала в город, где тоже кипело сражение.
Там ее и отыскал запыхавшийся воин.
— Ты — госпожа Рукмини? Твой брат зовет тебя.
— У меня нет брата.
— Он пришел в себя, он зовет тебя. Говорит, что ваша сестра — в большой опасности.
Рукмини побежала в сторону дворца, где в надежном каменном подвале содержался связанный по рукам и ногам Ратарах.
Мальчик бился в путах и кричал, бешено вращая глазами:
— Гаури! Гаури! Киммериец убьет ее! Он убивает ее! Гаури! Гаури!..
Рукмини несколько мгновений смотрела на него, а затем перевела взгляд на стража:
— Охраняйте его хорошенько и не вздумайте освободить!
Она повернулась и побежала обратно, туда, где кипело сражение.
Высоко в небе кружит орел, почти не взмахивая крылами. Взгляни на него — и покажется, будто время течет медленнее, а потом и вовсе замирает, и будет стоять неподвижно, пока пронзительный крик птицы не позволит ему тронуться с места. И нет на земле ничего, что укрылось бы от орлиного взора. Что же видит он?
Черную, выжженную землю, сотни мертвых тел. Пронзительный крик птицы разносится далеко и скорбно, как будто хочет орел рассказать богам о той печали, которая открылась его взору…
Длинная колонна пленных в сопровождении всадников двигалась в сторону крепостных ворот. Теперь и эти гордые воины изведали всю горечь поражения; изведают они и тяготы плена.
Усталые победители возвращались в город, к своим сгоревшим домам, к своим измученным семьям. Но какой бы тяжелой ценой ни далась победа, ничто не в силах уничтожить ее радости. Победа исцеляет самые тяжелые раны, в то время как поражение способно убить и уцелевшего.
Впрочем, был среди пленников человек, не павший духом, не утративший воинского запала. |