В шахматы Дигам играл небрежно. Иногда он томительно размышлял над фигурами, а иногда переставлял их на другой квадрат, почти не думая. Он явно больше полагался на интуицию, чем на рассудок. И тем не менее Дигам часто выигрывал.

Шраддха, заменивший младшему брату отца, — тот погиб в стычке с воинами Мохандаса много лет назад, — часто задумывался над грядущей судьбой Дигама. Сможет ли этот веселый, легкомысленный юноша когда-либо стать достойным воином, мужем, отцом сыновей? Или он на всю жизнь останется наполовину ребенком, который только того и ждет, что окружающие начнут им восхищаться и угощать его разными лакомствами?

Что ж, ответ на этот вопрос может дать теперь только время…

Шраддха взялся за очередную фигурку из резного черного дерева, намереваясь сделать новый ход и разгромить Дигама, если тот не сумеет правильно отреагировать.

И в этот миг в комнату влетел Санкара. Он бежал так стремительно, что стражи не успели его остановить. Никто не осмеливался подойти к жрецу великой Кали, когда тот охвачен священным пылом. Множество цепочек, амулетов с изображением богини, жертвенных черепов, любимых демонов Черной Матери и жутких существ из Серых Миров, гремели на шее и на поясе Санкары. Длинные ленты, украшающее его одеяние, развевались. Казалось, ноги Санкары не касаются пола, что он действительно летит по воздуху — что его несут над землей невидимые людям духи.

Глаза Санкары вращались, белки устрашающе сверкали.

Разлетелись в стороны шахматы, когда Санкара метнулся к Аурангзебу и протянул к нему руки.

— Горе, горе! — закричал жрец. О повелитель Калимегдана, о защита и опора нашей жизни! Спаси нас! Спаси себя! Богиня услышала призыв наших врагов и решила внять этому призыву! Я сам видел…

И, пав ничком, жрец Кали громко, безутешно зарыдал у ног раджи.

Глядя поверх его засаленной головы, Аурангзеб задумчиво проговорил:

— Сбывается предсказание-

Раджа наклонился над плачущим Санкарой.

Обычно жрецы так себя не вели. Обычно жрецы входили во дворец размеренной походкой. Их осанка была горда, и вышагивали они так, как ходят уверенные в себе люди, наделенные могуществом. Ничто не смеет посягнуть на но могущество! Ничто и никто, ибо жрецы находятся под охраной и покровительством своих богов.

Не таким был Санкара. Порывистый, страстный, всегда, как казалось, разрываемый на части кипевшими в его душе чувствами, он не снисходил до соблюдения этикета. Для него не существовало никого и ничего, кроме его богини. Одна только Кали владела его мыслями, одна она царила в его сердце.

С годами он даже научился радоваться тому, что завистники и соперники отослали его из Калимегдана, из дворца раджи, в полузабытый лесной храм. Там, в уединении, среди джунглей, он возносил молитвы к Черной Матери, и никто не тревожил его. Там он не отвлекался на такие мелочи, как дворцовый этикет.

И сейчас, когда Санкара вбежал в зал и бросился к ногам раджи, с очевидностью стало ясно: да, жрец — человек, всецело посвятивший себя божеству. Санкара попросту не создан для того, чтобы красиво скользить по роскошным полам из отполированных каменных плиток, и странно выглядит его жреческий наряд, прокопченный дымом благовоний и жертвоприношений, среди зеркал и витых колонн дворца.

Аурангзеб потому и стал великим владыкой, потому-что умел — когда этого требовали обстоятельства, — пренебрегать такими мелочами, как дворцовый этикет.

Он наклонился над жрецом и спросил:

— Какой знак подала тебе богиня?

Санкара поднял лицо. Оно было залито слезами, искажено неподдельным страданием.

— Великая госпожа ясно дала понять, что тот воин, рождение которого было столь опасно для Калимегдана, дал клятву выступить против нас.