Изменить размер шрифта - +
Он вышел из священного места, и его лицо было не лицом дикой собаки, а лицом человека, красным, как земля пустыни. Он выше и сильнее меня. — Ты забыл меня, — сказал он, и его голос походил на шорох ветра среди сухих камней. — Мы старые товарищи, ты и я, и я думал, что ты никогда не спишь.

Я поклонился и сказал, что я должен не спать и охранять храм.

— Уже не должен. Люди уйдут, и ни один камень не поставят на его брата. Ты разве не знаешь, что спишь?

— Я знаю, что сплю днем, — сказал я, — но никогда ночью, Великий Сет, потому что сторожу твой дом.

— Подойди ко мне, — сказал он, и я, дрожа, подошел. Он положил руки мне на плечи и заставил меня повернуться. — Посмотри и скажи, что видишь.

— Себя. Моя дубинка лежит рядом со мной, перо выпало из моей руки, а мой свиток лежит на колене.

— Спишь ли ты?

— Да, сплю, — признался я. — Пощади меня!

— Я сделаю больше. Я вижу, что ты можешь выполнить свое самое заветное желание. Примешь ли ты мою помощь?

— С радостью, — ответил я.

— У тебя есть маленький кинжал. Когда женщина возвращала тебе футляр, в которым ты держишь свиток, она спрятала внутри кинжал. Он все еще там.

— Он твой, — сказал я, — если хочешь.

— Нет. Я хочу другого. Когда проснешься, вырежи на своей дубинке два слова на том языке, которым слышишь меня.

— Сделаю, о Великий Сет. Я сделаю все, что ты просишь. Что за слова?

— Ты действуешь для себя, а не для меня. Вырежи последний храм.

Я проснулся с кинжалом в руке. Он маленький, но очень острый, и у него на рукоятке глаз, похожий на игольное ушко. Дерево дубинки очень твердое, но я врезал слова бога глубоко в него.

Последний Храм.

Что за странное пробуждение!

 

29

МЫ СВОБОДНЫ

 

РАСКРАШЕННЫЙ царь юга пришел в наш храм вместе с двадцатью раскрашенными воинами. Он захотел увидеть меня, и жрец послал Мит-сер'у, которая меня разбудила. Увидев меня, царь захотел меня купить. Он не хотел покупать Мит-сер'у, но я поклялся, что никогда не подчинюсь ему, если он этого не сделает. Мы поговорили об этом жестами. Он послал мальчика и мы ждали, пока мальчик вернется.

Когда он вернулся, с ним пришли евнухи и богато одетая рыжая женщина. Раскрашенный царь заговорил с ней на языке, которого я не понял.

Она внимательно осмотрела меня и заставила встать на другое место, где было больше света. Наконец она кивнула и заговорила с ним, требуя что-то сделать — во всяком случае мне так показалось.

Он покачал головой и отвернулся.

Она повернулась ко мне. — Ты знаешь меня и я знаю тебя. Я — Царица Биттусилма. Признайся, что ты знаешь меня!

Я встал на колено. — Я не знаю тебя, Великая Царица. Как я не помню все остальное. Это мое наказание. Я сказал все это не на том языке, на котором разговаривал с жрецом и Мит-сер'у. И не на том языке, на котором пишу.

Царь купил нас обоих, хотя и не за деньги. Он пожертвовал храму золото и слоновую кость, а жрец подарил нас ему. Мит-сер'у пришлось снять с себя платье, а мне — тунику. Царица сказала, что мы должны это сделать. Нагота — знак рабства среди народа царя. (Сама она принадлежит другому народу, так она мне сказала.) Лодки, в которых гребли воины, несли нас и еще несколько человек на юг, пока мы не остановились, чтобы разбить лагерь.

Страна, через которую мы плывем, очень интересная, и становится все более интересной с каждым ударом весла. Соломенные дома бедняков стали больше, многочисленней и чище. И сама местность показалась мне более разнообразной, хотя и более дикой: появилось больше лугов, на них больше деревьев, появились и густые леса.

Быстрый переход