Рабу, который позволил мне сойти с дороги, он сказал:

– Я потерял свою флейту и кубок. Не поищешь ли ты их, сынок? Мне что-то стало трудно наклоняться.

Флейта тут же нашлась; это была самая простая флейта из полированного дерева. Кубок тоже был деревянный и лежал рядом с флейтой на траве.

Кое-кто из илотов остановился неподалеку поглазеть. По-моему, мой приятель был первым чернокожим человеком, которого они видели в жизни, и вот теперь появился еще один такой. Один из рабов сказал:

– Если хочешь, чтоб тебе отдали флейту и кубок, старик, говори скорей, кто ты такой.

– Почему бы не сказать – скажу конечно! – Старик негромко рыгнул. – С удовольствием скажу. Я царь Нисы.

На это девочка пропищала:

– Так, значит, ты и есть Юный бог? Сегодня утром жрец говорил, что Юный бог – это царь Нисы.

– Нет, нет, нет! – Старик затряс головой и налил себе темного, цвета заката, вина. – Уверен, что ничего подобного тот жрец не говорил, дитя мое! Ты должна запомнить… – Он снова рыгнул. – Да, запомнить: слушать старших нужно внимательно, иначе никогда не поумнеешь. Я уверен, он сказал тебе, что мой ученик – Царь Нисы. Да, запомни: Царь и царь. Видишь ли, его поручили моим заботам, когда он был еще совсем маленьким. Я сам и учил его, ну а он меня за это щедро вознаградил… – Он в третий раз рыгнул. – Как ты и сама видишь.

Один из рабов рассмеялся:

– Еще бы, напоил тебя допьяна! Что ж, неплохо! Хотел бы я, чтобы мой хозяин наградил меня так же.

– Вот именно! – воскликнул старик. – Именно! Должен сказать, это удивительно тонкое замечание, сынок!

И тут я заметил, что рядом стоит Пиндар, почтительно склонив перед стариком голову.

– Хорошая у тебя флейта, старик, – заметил самый старший из рабов. – Ладно, слушай мою команду, ибо командую здесь я: ты должен непременно для нас сыграть. Если сыграешь хорошо, отдадим тебе флейту, ибо не отдать хорошему музыканту его инструмент – значит обидеть богов. Если же сыграешь плохо, флейту назад не получишь, а мы еще и побьем тебя. Если же вообще играть не пожелаешь, то учти: это была твоя последняя в жизни пирушка. – Остальные рабы громко поддержали старшего.

– С радостью сыграю, сынок. С превеликой радостью. Но как же мне играть, если некому под мою музыку спеть? Может, этот несчастный юноша с пробитой головой подпоет мне? Ведь это он нашел меня – вот пусть и споет со мной вместе.

Старший из рабов кивнул.

– На тех же условиях. И чтоб пел как следует, не то живо завизжит у нас.

Старик кивнул мне и улыбнулся, показав белоснежные зубы, еще более белые, чем борода.

– Глотка твоя, должно быть, забита дорожной пылью, мой мальчик.

Глотни-ка, промой горло. – Он поднес к моим губам свой кубок, и рот мой наполнился дивным вином. Невозможно описать его вкус – вкус земли, дождя и солнечного света!

Затем старик заиграл.

А я запел. Не могу привести здесь слова той песни – я пел на неведомом мне языке, однако все понимал, пока пел; в песне говорилось об утре нашего мира, о тех днях, когда рабы Спарты были свободными людьми в свободных странах и служили своим правителям и Великой Матери-богине.

В песне говорилось также о Царе Нисы, о его величии и о том, как он передал своего воспитателя, царя Нисы, Великой богине-матери, и тот стал приемным сыном ей и Каменному столбу.

Рабы танцевали, пока я пел, размахивали своим оружием и резвились, точно ягнята на лугу; мой чернокожий спутник, Пиндар и та молодая женщина с дочкой тоже присоединились к ним и стали танцевать, ибо узлы на их путах были завязаны плохо, и стоило тряхнуть ими, как они развязались.