– В Пирей. Там его переоснастят, и, поскольку судно в отличном состоянии, это займет не больше двух дней. Затем суда Гиперида, видимо, присоединятся к остальному флоту, который, по моим представлениям, болтается где-то у Круглых островов, рассчитывая поймать уцелевшие корабли Великого царя. А может, стратеги сейчас стряпают для нашего замечательного Гиперида новое задание. Никогда ведь точно не предугадаешь, если идет война.

– Ну а ты сам? Что будете делать вы все – девочка, женщина, чернокожий?

– Нас, скорее всего, оставят в Афинах. Тех, кто родом из нашего Светлого города, продадут как рабов. Мне так кажется. Впрочем, если мне вернут поместье, я тут же выкуплю всех на свободу, а если нет – что поделаешь. Латро и чернокожего, возможно, тоже продадут – но, опять же, если у меня будут деньги, я их сразу выкуплю, и тогда Латро сможет подчиниться велению Светлого бога. Если же их сочтут военнопленными, я посмотрю, как можно будет им помочь.

– Я не желаю быть освобожденной рабыней! – заявила Гилаейра. – Я рождена свободной!

– Однако рождена в городе, который теперь завоеван другим государством, – сухо напомнил ей Пиндар.

– А лучников в Пирее отпустят на берег? – спросил Оиор.

– Разумеется. Я полагаю, там с вами и расплатятся. Во всяком случае, если вы этого потребуете. А потом вы сможете отправиться по домам.

– Оиор, возможно, оставит этот корабль и перейдет на какой-нибудь другой, – сказал лучник.

И я спросил его, неужели служба в чужих войсках в качестве наемника является для него единственным источником средств к существованию.

– Но ты ведь и сам наемник, – сказал он. – Так и этот поэт говорит.

– Это верно, – согласился я. – Но я хотел узнать про тебя – вдруг я сам хоть что-нибудь вспомню из своей прошлой жизни? У тебя есть жена и дети, это я слышал; а есть ли у тебя дом и земля?

Он покачал головой.

– У сколотов таких вещей не бывает. Мы живем в кибитках, переезжаем с пастбища на пастбище. У Оиора много, очень много лошадей и всякого скота.

Здесь, на юге, я видел у вас свиней и овец, которых никогда прежде не видел. Но эти животные слишком медленно передвигаются. Они не смогут жить в моей стране.

– Не слепит ли тебя солнце, Оиор? – спросил Пиндар.

– Да. Оно слишком яркое да еще отражается в воде! – Оиор, не поднимая головы, смотрел себе под ноги. – А глаза для лучника – все. Я пойду.

Когда он ушел, Пиндар заметил:

– Довольно странно, тебе не кажется?

– Что? Для лучника иметь слабые глаза? – спросил я.

– Они стали вдруг слабыми, – прошептала Ио, – лишь когда он смотрел на тебя, господин мой!

Гиперид, как и обещал, вернулся, когда на корабль как раз поднимались последние семьи моряков. Он привел с собой десяток хорошеньких женщин в красивых – желтых, розовых и красных – одеяниях, в золотых и серебряных украшениях. Некоторые женщины несли в руках флейты и маленькие бубны, однако основной багаж – множество корзин и сундуков – тащили носильщики, нанятые их предводительницей, пышнотелой и рыжеволосой женщиной с холодными голубыми глазами и значительно моложе Гиперида. Она взошла вместе с ним на корму, когда мы уже отталкивали судно от причала; теперь оно сидело так глубоко, что рукояти весел в нижнем ряду чуть не касались поверхности воды.

– Ну-ну, – сказала рыжая женщина, поглядывая на меня. – Вполне подходящий парнишка! Ты где его взял?

– Все они попали ко мне на борт в Коринфе.