|
— Назад! Его тревога возмутила юношу. Воины Собаки не убегают от искорок. Грозно посмотрев на нахала, он с достоинством положил сверток в камин, чтобы напомнить Валу о хороших манерах. И уже собирался отойти на пару шагов, чтобы полюбоваться галлюциногенным дымом. После, когда Гэна подняли со стола, где он лежал, растянувшись посреди остатков жареного мяса и вареных овощей, все громко рассуждали об эффектной демонстрации. Кроме неожиданно вспыхнувшего света, поднявшего Гэна на пару футов в воздух и опустившего уже среди объедков, был еще грохот, от которого в ушах у всех присутствующих теперь играли колокола, никак не желая замолкать. Некоторые приписывали этот эффект облакам черного дыма, все еще клубившимся у камина. Другие утверждали, будто виновато пиво, оказавшееся не самым лучшим. Человек из Одиннадцатого Западного баронства постоянно выкрикивал, что такой запах он чувствовал, когда в последний раз взрывался Разрушитель. Но никто не обращал на него внимания: тот факт, что на нем висела лапша из супа, сильно подорвал его авторитет. Первая мысль Гэна была о собаках. Повернув голову, он увидел Шару и Чо — черных, как уголь, и укоризненно взирающих на него. Юноша соскреб кусочки мяса со своей одежды и бросил им, однако собаки лишь обнюхали их, но есть не стали. Чо все время озиралась по сторонам, будто пытаясь что-то рассмотреть. Гэн решил, что она слышит такой же тихий звон, как и все остальные. Вал помог ему слезть со стола, одновременно выдергивая застрявшую между пуговицами его рубашки свиную ножку. — В трюме моей лодки сорок фунтов этой штуки. Представляешь, что можно с ними сделать? — Постучав костью о стол, чтобы стряхнуть пепел, он откусил кусочек. Гэн был слишком озабочен сохранением равновесия, чтобы задумываться о каких-то сорока фунтах чего бы там ни было. Его голова начала проясняться, только когда он уселся в свое кресло, и все было бы хорошо, если бы не подливка, впитавшаяся в штаны. Она становилась все холодней и холодней. Когда подошли Тейт и Конвей, Гэну потребовалось две попытки, чтобы выговорить: — Я так полагаю, это еще одно из ваших громовых оружий? Громкое. И грязное. Вместо ответа они обменялись взглядами, и Мэтт произнес: — Так вот что ты имела в виду под неуязвимостью Мурдата! Вероятно, он и через ворота замка прошел бы без всякой помощи. Но все же наш способ быстрее. Гэн понял, что Конвей льстит ему, но это было глупо. Юноша снова поднялся на ноги. — Пусть все ждут здесь моего возвращения. Путь до своей комнаты занял у Гэна намного больше времени, чем обычно. Когда он во второй раз столкнулся со стенкой, то понял, что пьян. Раньше такого никогда не случалось. Глупое хихиканье заставило его обернуться: может, он и пьян, но он все еще Гэн Мондэрк. Опасно смеяться над ним. Через секунду Гэн понял, что хихикал он сам. Это пристыдило его. Поспешив в свою комнату, юноша открыл шкаф и рылся в нем, пока не отыскал драгоценный кинжал. Даже сквозь туман, застилавший глаза от выпитого пива, он выглядел невероятно красивым. Слишком красивым, чтобы лежать спрятанным. Слишком красивым, чтобы навечно оставаться оружием предателя. Этот кинжал заслуживал лучшей репутации. Он должен стать известен, как сокровище человека чести и мастерства, воина, который своими делами принес бы ему заслуженную славу. Вложив клинок в ножны, Гэн спрятал его на груди под рубашкой. К моменту возвращения в пиршественный зал он был намного трезвее и намного сильнее хотел пить. Выпив еще пива, юноша стукнул по столу. Когда все внимание обратилось к нему, он рассказал, каким образом заполучил этот кинжал. Потом рассказал, что собирался сохранить его при себе, никогда не показывая другим. В конце он поднял сверкающее оружие так, чтобы все могли его видеть. — Я отдаю его, — сказал Гэн, взмахнув клинком, — мужчине из мужчин, такому же, как этот меч из мечей. |
