Читрадрива очень хорошо представлял намерения Гаэтани: от разговоров о «догматах» и «школе» Лоренцо намеревался перейти к настойчивым просьбам о принятии «сеньором Андреас» веры западного образца. Но поскольку вера у Читрадривы была довольно своеобразная (то есть даже полностью своя), он не собирался далее выслушивать наставления какого-то мальчишки и довольно резко перебил его:

    -  Любезный сеньор Лоренцо, если вы хотите быть последовательным до конца, вам придётся признать, что и Дух един с Отцом Небесным. А значит, нам остаётся сделать вывод, что Дух исходит не только от Отца и от Сына, но также от Самого Себя. В итоге все ваши рассуждения вообще теряют здравый смысл. Скажите на милость: как это можно - исходить от самого себя?!

    Гаэтани дёрнулся так резко, что по неосторожности рванул уздечку, и его лошадь встала на дыбы. Читрадрива сдержанно хмыкнул, глядя, как он пытается справиться с испуганным животным.

    -  Ваши смелые попытки истолковать Святое Писание можно только приветствовать, как намеренный отход от ортодоксии в пользу истинного богословия, - сказал наконец Лоренцо, усмирив коня и подъехав ближе. - Однако, дорогой сеньор, как и всякий прозелит, вы усердствуете чрезмерно. Поймите, Святой Дух должен исходить! Вторая глава Деяний апостолов начинается именно с Его явления в виде огненных языков…

    -  А что, разве Дух не мог явиться сам от себя? - с невинным видом спросил Читрадрива.

    -  Не богохульствуйте! - возмутился Гаэтани. - В Евангелии от Иоанна ясно сказано: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины»! Как видите, Дух должен быть послан Отцом…

    Лоренцо хотел выразиться в том смысле, что Дух не может исходить Сам от Себя, а только от другого. Но Читрадрива поспешил перехватить инициативу в споре:

    -  Ах, «послан Отцом»… Но почему же не Сыном? Если Дух может исходить и от него, зачем Христу умолять о такой милости Отца?

    Гаэтани явно растерялся и понёс полную ахинею. Было очевидно, что несостоявшийся епископ окончательно и безнадёжно запутался в собственной аргументации. А Читрадрива лишь невинно улыбался. По его глубокому убеждению, затеянный Гаэтани богословский диспут не имел ни малейшего смысла. Невозможно ведь доказать, что три равно одному, тут в самом деле остаётся лишь слепо верить в очевидную бессмыслицу. Даже если Отец, Сын и Святой Дух действительно представляют единое целое (ох уж эти боги! И каких только штучек от них ещё ожидать…), вопрос о том, кто, кого, куда и с каким поручением посылает, становится чисто риторическим.

    Тем не менее, Читрадрива считал, что при всей своей бессмысленности их многодневные споры далеко не бесполезны. Если он всерьёз решил взяться за внедрение новой религии в Орфетане, утомительная дискуссия с Лоренцо должна стать неплохой подготовкой к лавине возражений и шквалу вопросов, которые обрушат на Читрадриву как соплеменники-анхем, так и чужаки-гохем. Значит, стоило порепетировать.

    Между тем Гаэтани распалился не на шутку, и Читрадрива уже начал подумывать, как бы утихомирить барона, когда после очередного поворота дороги на горизонте показались сторожевые башни и крепостные стены большого города. Лоренцо мигом унялся и сдержанно произнёс:

    -  А вот и Барселона, сеньор Андреас.

    С этими словами он вырвался на корпус лошади вперёд и умолк. Попутчики ехали молча вплоть до момента, когда у городских ворот пришлось представиться охране и заплатить подорожный сбор.