|
Я тоже прижал пяткой контроллер поворотного блока антигравитационного привода и хотел было спокойно, без затей взмыть вверх, но не удержался от выпендрежа. Вообще на серфе удержаться от него трудно – восторг свободного скольжения побуждает к получению еще большего восторга, к борьбе со стихией, к овладению не только ветром, но и упругой плотью магнитного поля. В общем, я разогнался с пологой волны, взлетел на более крутую и прыгнул, закрутив обратное сальто. Получилось вполне амплитудно, хотя я черте-те сколько лет этот трюк не проделывал. Дворжек покосился на меня и показал поднятый вверх большой палец. А что он думал? Я хоть и не спортсмен, а тоже пороху нюхал. В других, правда, условиях. Хотя черт его знает, в каких условиях побывал Дворжек? Сейчас это мне уже не казалось открытой книгой на родном языке. В этом месте, называемом Маркизовой лужей, залив был очень мелким, можно было километр прошлепать по колено в воде, поэтому еще черте-те когда, в начале двадцать первого века, эту акваторию рассекли несколькими насыпными косами, на которых выстроили дома. Домов тех, правда, не осталось и в помине – все они превратились в руины во время войны с биотехами, тогда ни одно здание вблизи от воды не уцелело. Но теперь, почти через полторы сотни лет, на косах снова выросли небоскребы. Это были не бетонные башни двадцать первого века и не композитные «одуванчики» времен большой охоты на живые торпеды. Архитектура сильно изменилась с тех пор. Теперь дома возникали и перепланировывались так же быстро, как раскрываются паруса винд-эсминцев, поскольку материал их один и тот же – кварковое вакуум-поле. Достаточно было соорудить фундамент из строительного композита, а затем смонтировать на нем генераторы, чуть посложнее генераторов – паруса, и дом возникал от одного поворота рубильника. Завози мебель и селись на здоровье. Ни землетрясение такому небоскребу не страшно, ни пожар. Хотя в старом Питере, например на Петроградке и на Васильевском острове, осталось еще порядком «одуванчиков» столетней давности. Даже офицерское общежитие располагалось в композитной постройке, хотя уже давно ходили слухи о его скорой замене на нормальное современное здание. В конце самой длинной косы, проложенной по Маркизовой луже на запад, находилась одна из самых престижных в городе серф-станций под названием «Вольный ветер». Я уже понял, что путь мы держим именно туда – больше некуда. Странное это ощущение, надо сказать – из стычки с полицейскими, после которой не осталось ни одного живого свидетеля, как ни в чем не бывало выбраться в одно из самых людных мест Сан- Петербурга. Это в голове не укладывалось – сбежать из-под стражи, а потом спокойно рассекать на серфе по городу. Не скажу, что у меня слабые нервы, но железными их тоже назвать не могу, так что при виде полицейского патрульного антиграва, следующего поперечным курсом, у меня образовалась некоторая слабость в ногах. Альберт же, как ни в чем не бывало, продолжил вести доску прежним курсом. Патруль проплыл мимо на опасно малой скорости. У меня под аэрокостюмом спина вспотела, хотя совсем недавно я готов был сдаться властям без промедления. Но ветер свободы вскружил мне голову – теперь мне уже не очень хотелось в прохудившиеся бараки на болотах. Вот оно непостоянство человеческой натуры. Наверняка полицейские уже знали о нападении. Даже если мой конвой не успел передать сигнал бедствия, а такое теоретически было возможно, то наверняка после невыхода на контрольный сеанс связи был объявлен план-перехват. Значит, рухнувший в траву броневик, со всем содержимым, уже найден, значит, я объявлен в розыск и, в принципе, моя поимка была делом нескольких часов. |
