Соджан по-прежнему лежал, привязанный к постели. Толстенный деревянный брус на двери наводил его на грустные мысли о том, что ему суждено умереть голодной смертью. Вдруг кто-то постучал в дверь.

– Вызволите меня отсюда! – закричал Соджан.

– Что-нибудь случилось?

Это было слишком даже для закаленного воина.

– Да, случилось! – взревел он. – И если ты меня тотчас не выпустишь, я разнесу тут все голыми руками!

Он, правда, не мог представить, как выполнит свою угрозу.

За дверью начали громко спорить, потом стало слышно, как кто-то затопал по скрипучей лестнице.

Соджану оставалось только ждать. Наконец лестница снова застонала под тяжестью поднимавшихся людей, потом на дверь обрушились тяжелые удары, она сорвалась с петель и с грохотом упала. В проеме показались двое мужчин с бревном, которое они использовали, как таран, а за их спинами – старый Керк.

– Я же сказал, там что-то случилось! – воскликнул он.

Наемника развязали, он собрал вещи, расплатился с Керком, дождался, пока оседлают его мьятта, и вскочил в седло – на все ушло несколько минут. Соджан подхлестнул скакуна и помчался за Орфилом и его преследователями.

Через три часа беспрерывной гонки отпечатки копыт мьяттов стали совершенно четкими – он явно нагонял уфжирца и его людей. Раз или два Соджану почудилось какое-то движение в глубине леса, он поспешно выхватывал меч, но никто так и не появился.

Наконец за поворотом дороги он увидел наемников уфжирца, а точнее, налетел на них и чуть не попал в серьезную ловушку: полдюжины пик метило ему в грудь, солнце сияло на остриях тяжелых мечей.

Но Соджан привык быстро принимать решения. Он пришпорил мьятта, поправил поудобнее перевязь – так, чтобы выхватить меч одним движением, – отцепил щит, поднял копье и ринулся на врагов. Его алый плащ развевался за спиной, словно крылья сказочной хищной птицы, а из глотки вырывался боевой клич, от которого застывала в жилах кровь! Наемники слегка опешили, но, понукаемые воплями уфжирца, бросились вперед. Еще мгновение – и один из нападавших оказался наколотым на смертельную сталь, словно насекомое на булавку. Копье вылетело из рук Соджана, а его мьятт попятился, фыркнул и встал на дыбы. Лицо хатнорского воина пылало, ноздри подрагивали от ударившего в них запаха крови. Он выхватил меч и, ловко парировав удар противника, длинным выпадом пропорол ему доспехи. Бедолага скорчился и, призывая неведомых богов, упал в грязь. Соджан развернул мьятта, предполагая немного отступить, чтобы иметь возможность маневрировать, но просчитался: наемники уфжирца окружили его. Со всех сторон топорщились копья и тускло блестела голубая сталь мечей. Хатнорский воин прикрывался щитом и отбивал удары. Его клинок жалил, словно смертоносная змея.

Один из наемников бросился вперед с тяжелой пикой, и мьятт, всхрапнув от боли, сбил нападавшего с ног и растоптал его. Спрыгнув с раненого мьятта, Соджан вновь оказался в окружении: четверо людей уфжирца накинулись на него. Он истекал кровью из дюжины неглубоких ран, но по-прежнему бился с искусством и яростью легендарного кота Кринджа. Заметив возле деревьев ярдах в двадцати от дороги привязанных мьяттов, Соджан бросился туда, проскользнув между сверкающими клинками. Воя, словно волки-оборотни, наемники помчались за ним по поляне, но он уже перерезал привязь одного из животных и прыгнул в высокое седло. Преследователи пытались ранить и этого мьятта, но, стремительно вращая мечом, Соджан заставил их отступить. Проезжая мимо убитого им человека, он приостановился, выдернул копье из трупа и устремился дальше – по следам бежавшего Орфила.

Повернувшись в седле, Соджан увидел, как уцелевшие вояки кинулись к своим мьяттам. Последним трусил Паридж, ужасно ругаясь, потому что захваченное хатнорским воином прекрасное животное принадлежало уфжирцу.