Когда появился Алексей — молодой преуспевающий бизнес-адвокат, он понял, что это может быть серьезно. От Алексея исходила уверенность в себе, но не „пальцеватость“, спокойствие, но не меланхоличность, умение поддержать беседу практически на любую тему, но не развязная болтливость или всезнайство.

Алексей вошел в их с дочерью семью очень мягко, как будто давно здесь присутствовал. Просто отъезжал ненадолго.

Он подумал „в их с дочерью семью“ и совсем забыл про Люду. Зря, она хорошая. Но все-таки это — другое.

А еще Алексей был сильный и тактичный.

Непонятно, как он мог сейчас, когда Дима умирал, уехать на две недели в командировку. Да еще так далеко-в Индию. Если „это“ наконец случится, Ксюшка в самый тяжелый момент останется одна. Жалко ее. Конечно, она все организует. Но кому поплакаться?

„Проведена операция по радикальной резекции полипа прямой кишки.

Эпикриз: выписывается в удовлетворительном состоянии, рекомендован постельный режим, щадящая диета, обезболивающие средства при необходимости“.

Алексей, конечно, очень на него похож, Чего стоит афера с двойной выпиской. Ксюшка этого, наверное, не помнит, да и не факт, что вообще знала истинную историю. Когда умирал отец, Дима взял в больнице две выписки. Одну, настоящую, для онкодиспансера, а вторую — с липовым благополучным диагнозом — для отца. Он понимал, что отец не поверит, если ему просто показать выписку. Поэтому Дима как бы забыл ее на столе, прекрасно понимая, что отец проявит любопытство и прочтет бумажку. Что и произошло.

Когда его самого выписали из больницы после операции, спустя несколько дней он увидел у себя в комнате Ксюшкину сумочку. Не в ее манерах забывать сумочки. Добрался до кресла, открыл и на самом видном месте обнаружил выписку. Ту самую, которую запомнил наизусть и которой совершенно не верил.

Ясно — это придумал Алексей. Откуда ему было знать, что этот анекдот Дима уже слышал?

„Клинический диагноз: полип прямой кишки без признаков озлокачествления“.

Господи, как же больно! Хорошо, что ему хоть не сделали вывод, стому, как это у них называется. Ему было бы тошно понимать, что в комнате дурной запах. Ему, конечно, наплевать, но и Люде, и Ксюшке это было бы неприятно. Хотя, если бы стома была, это означало бы, что есть шанс. Пусть небольшой, но есть.

Устал. Больно и хочется забыться. До чего же обидно умирать. Даже не страшно, а обидно. Он все успел, но сейчас бы только и жить. Стать дедом, сажать внука на колени. Или внучку. Боже, до чего обидно!

Дима почувствовал, что плачет, Сиделка, увидевшая его сжатые кулаки и заметившая слезы, спросила, не сделать ли укол. Он кивнул, понимая, что минут через десять уснет. Пока не навсегда, но и это неплохо. Только бы не проспать, когда придет Ксюша.

Ксения уже час сидела в Шереметьево, Рейс из Нью-Йорка задерживался еще минимум на час. А надо было успеть переделать кучу дел. Дурацкая примета, что Алексея всегда встречает она сама, сегодня совсем не кстати. Мог бы обойтись и шофером.

Она очень устала. Особенно за последние два месяца. Достали капризы отца, хотя она и переносила их внешне стоически. Достал скепсис Алексея, несколько раз позволившего себе бестактно заметить, что нужно быть пожестче, что отец не маленький ребенок и что-то еще в этом роде.

Алексея можно понять. Ведь это на его долю падали Ксюшины слезы, это ему приходилось успокаивать ее, когда она доходила до истерики в дни, предшествовавшие операции, и еще десять дней после.

Почти год Алексей живет соломенным вдовцом. К тому же сидеть за столом в полной тишине или видя плохое настроение жены — та еще радость.