Изменить размер шрифта - +
Но Париж ведь видела, а значит, есть с чем сравнивать. Утонченное совершенство Парижа она не могла забыть и знала, что города более красивого ей не встретить никогда, и от Лондона ничего в этом смысле не ожидала.

И вдруг, глядя на Лондон из окна автобуса, поняла, что такое город. Не этот именно город, столица Великобритании, а город вообще – явление его в человеческой жизни. Наверное, Вика поняла это даже раньше, еще когда поднималась по латунным ступенькам вокзала Виктория. За сотни лет прошли по ним миллионы ног, так и было нужно, в том и состоял смысл этих ступенек. Сотни лет они выполняли свой долг и приобрели от этого значительность такую же очевидную, как тусклый и глубокий блеск латуни, из которой были сделаны.

И вереница домов вдоль улицы, и каждый кирпич их стен говорили безмолвно и прямо: мы появились потому, что люди решили жить вместе и выработали для себя правила, без которых их общая жизнь невозможна. Люди сделали это раз и навсегда. И все мы: дома из потемневших кирпичей, просторные парки, красные телефонные будки – есть незыблемое свидетельство того, что правила, по которым люди однажды решили жить, пребудут вечно.

– А Петр Первый тоже в Оксфорде был, – глядя в окно, сказал Витька.

Вика вздрогнула. Меньше всего интересовал ее сейчас Петр Первый.

– Разве? – спросила она. – Я не знала.

– Точно был. Мы его по истории недавно проходили.

«Что ты теперь будешь проходить по истории? – подумала она, глядя на Витьку. – И при чем к этой истории буду я, вся моя жизнь, наша с тобой жизнь?..»

От этой мысли ее охватил мгновенный ужас. Паническая атака – Вике уже и медицинский термин был известен.

Но не зря все, кто ее знал, говорили, что она умеет держать себя в руках. Другие от таких атак таблетки принимают…

«А что ты ему можешь предложить взамен? – сказал ей холодный голос. – Тысячу раз все обдумано – хватит».

Конечно, это был ее собственный внутренний голос, но прозвучал он отрезвляюще, будто со стороны.

– Мы, наверное, опоздали, – сказала Вика. – Рабочий день закончится, и нас не примут.

Самолет из Москвы прилетел в Гэтсвик, до вокзала Виктория из этого дальнего аэропорта пришлось ехать гораздо дольше, чем из Хитроу, зато перелет стоил в пять раз дешевле, и это не оставляло выбора. Во всяком случае, Вике.

– Думаешь, нас на улице оставят? – усмехнулся Витька. – Вряд ли. Мы же сообщили, что сегодня приедем. Значит, дождутся.

Прав ее сын, конечно. Они в разумном мире, здесь люди ведут себя человечно не только в силу личных душевных качеств, но и потому, что доброжелательность является частью общей разумности. И которое-нибудь из двух проявлений доброжелательности, личное или общее, сработает обязательно.

 

 

– Ну что, Вик, ты не все лето играл в стратегии? – спросил учитель, который беседовал с Витькой перед поступлением.

Тогда он обсудил с ним какую-то книжку, которой Вика даже в руках у ребенка не видала – потом выяснилось, что Витька читал ее в Интернете, – попросил решить пару задач и уравнений, поболтал еще о чем-то – она не поняла ни слова, – и в результате всего этого сказал Вике, что знания у парня приличные, английский неплохой, но вот только компьютерным играм он уделяет слишком много внимания, в этом его надо ограничивать.

«Я в этом ничего не понимаю, – чуть не сказала Вика. – То ли он играет, то ли полезное что-нибудь делает – как это узнать?»

Но вслух она этого тогда не произнесла: и позориться не хотелось, и не очень-то могла выразить свою мысль по-английски; собственно, тоже не хотелось позориться.

Быстрый переход