— Нет, — сознался он. — Сегодня, пожалуй, ляжем спать пораньше. — Она с легким разочарованием последовала за ним в хижину. — Тебе бы нужен учитель, который фехтует лучше меня. В этом роде оружия ты сильнее всего. Я подумаю над этим.

— А мне казалось, что ты лучше всех, — лукаво заметила она.

— Дети всегда так думают об отцах, — сухо ответил он. — Но это не так. С луком или ножом мне нет равных, а фехтую я всего лишь хорошо.

— Какая скромность! Неужели тебя хоть в чем-то могут превзойти?

— Могут. — Улыбка пропала с его губ, и он прибавил шагу, охваченный горестными воспоминаниями. Его первую жену, сына и крошечных дочек убила шайка мародеров. Страшная картина до сих пор не померкла в его памяти. Мальчика он нашел мертвым в цветнике.

А пять лет назад он, обретший любовь во второй раз, беспомощно смотрел, как жеребец, на котором скакала Даниаль, спотыкается о корень, падает и наваливается на всадницу, проламывая ей грудь. Она умерла через несколько минут, корчась от боли.

«Неужели тебя хоть в чем-то могут превзойти?»

"Могут. Меня превзошли мои любимые, которых я не смог спасти”.

Иногда, останавливаясь отдохнуть в захолустных гостиницах, лудильщик рассказывал людям о своей встрече с Орионом после битвы при Дрос-Кортсвейне. Король охотился тогда на вепря в Скултикском лесу, а Ралис, молодой и черноусый, шел со своей котомкой к Дельнохскому перевалу.

Они встретились у ручья. Ориен сидел на камне, опустив ноги в холодную воду, а его дорогие сапоги валялись рядом. Ралис снял с плеч котомку и стал на колени, чтобы напиться.

— Тяжелая, видно, у тебя котомка, — сказал золотоволосый король.

— Тяжелая, — согласился Ралис.

— Ты, верно, лудильщик?

— Он самый.

— А знаешь ли, кто я?

— Знаю. Король.

— И это не вселяет в тебя трепет? — хмыкнул Ориен. — Вот и хорошо. Нет ли случайно в твоей котомке какой-нибудь мази? Я натер себе на пятках пузыри величиной с яблоки.

Ралис сокрушенно развел руками, но тут из леса показались молодые вельможи и окружили короля. Они смеялись и хвастали своими подвигами. Ралис ушел незамеченным.

В последующие годы он следил за деяниями короля, словно тот был его старым приятелем. А вот король, поди, и думать забыл о встрече с Ралисом. “Зато теперь все по-другому, — думал старик, взваливая на себя котомку и поднимаясь к хижине Нездешнего. — В стране не стало короля, и это неправильно. Не будет Исток милостив к такой стране”.

Тяжело дыша, Ралис одолел последний подъем и взглянул на увитую цветами хижину. Ветер улегся, и в лесу воцарилась благостная тишина. Ралис перевел дух.

— Ладно, выходите, — сказал он. — Я вас не вижу, но знаю, что вы где-то тут.

Первой из кустов появилась девушка в штанах из черной промасленной кожи и серой рубашке.

— Экий ты стал приметливый, Ралис, — усмехнулась она.

Старик кивнул и повернулся направо, к мужчине. Тот, одетый, как и Мириэль, в черные кожаные штаны и рубаху, имел еще на себе кольчужный наплечник и перевязь с тремя метательными ножами. Ралис проглотил слюну. Было в этом тихом горце нечто тревожное, Ралис чувствовал это с самой первой их встречи на этом самом месте десять лет назад и часто думал о причине этой тревоги. Дело не в том, что Дакейрас воин, — Ралис знавал многих воинов, — и не в его волчьих повадках. В его присутствии Ралис каждый раз вспоминал, что все люди смертны. Быть рядом с Дакейрасом — все равно, что со смертью.