Похлопала ее по руке:

– А вот бояться не надо. Дети есть дети. Прежде всего, они дети. А не волчата. Им нужны ласка, доброта, внимание.

– Ему? Этому!?

Слово «ласка» ее потрясло:

– Ласка? Да это же…

Она хотела повторить «волчонок», но опять вспомнила гадкое, бесхребетное и близорукое слово «ласка», скривилась. Уверенно закончила:

– Будущий бандит! Сегодня – прогулы. Завтра – кража. Послезавтра – тюрьма.

– А это! – подняла палец директриса. – Уже зависит от нас с вами и коллектива. Кем эти мальчики станут в будущем.

– Да, но… Как выковать из них советских детей? Как привить им знания и воспитание? Как выполнить задачу, которую возложила на нас партия? Может, их поздно воспитывать? Их изолировать надо! Может, пора подать соответствующий тревожный сигнал… – завуч воздела глаза. Столкнулась с колючими прищуренными глазками, нанесенными типографской краской. Испугалась собственной дерзости. Перевела взгляд ниже – в воображаемые области городских и районных отделов народного образования, и только тогда вымолвила:

– …наверх?

«Горластая, наивная, опасная», – подумала директриса.

Улыбнулась. Опять похлопала ее по руке:

– Еленочка Петровна. Справимся.

Она покосилась на портреты, как будто те могли ее видеть и слышать, и громко добавила:

– Мы же советские люди. Партия и страна поставили перед нами задачу.

Она была старше, она была опытным педагогом, то есть давно знала, как легко обмануть молодых. Строго сказала:

– Если чувствуете, что не справляетесь, переводитесь в женскую школу. Никто вас за это не осудит.

И с удовольствием убедилась: ровно на такой результат она и рассчитывала. Рот завуча захлопнулся. На щеках расцвели два розовых пятна. Та замотала головой, смутилась, встала:

– Партия поставила задачу, я справлюсь!

– Уверены?

– Я справлюсь!

Директриса внутренне усмехнулась. «Просто горластая наивная девочка. Ничего в молодости хорошего, кроме здоровых суставов», – подумала она. Победно стукнула о стол папки с личными делами «дефективных», выравнивая корешки. Отложила. Подвинула к себе стопку тетрадей. Она рада была, что ее собственная молодость прошла навсегда:

– Вот и славно!

К двери завуч Елена Петровна пошла на цыпочках. Недоумевающий взгляд директрисы проследовал за ней. А потом снова окунулся в тетради.

Директриса повидала много детей, разбиралась в людях. Не ошиблась и на сей раз. Елена Петровна была и горластой, и наивной. Ошиблась директриса лишь в порядке слов. Елена Петровна была прежде всего опасной. Потому что никогда не сомневалась в своей правоте.

Она не собиралась сдаваться.

Затаила дыхание у самой двери. Быстро распахнула. Не поверила. Выглянула в коридор. Покрутила головой туда, сюда. Пусто. Шурка под дверью не подслушивал.

«Значит, затеял что похуже». Тихой охотничьей походкой индейца племени сиу Елена Петровна направилась к туалетам, издалека втягивая носом воздух. Готовая пуститься вскачь, как только почует первые молекулы папиросного дымка.

Он поднял взгляд. Убедился. Нет, дверь правильная.

Тишина – неправильная.

Обычно в классе хлопали партами, грохали стульями. Гоготали. Шептались. Шуршали. Завывали. Вскрикивали. Постукивали. Скрипели. Когда этот разнообразный шум умолкал… А умолкал он обычно после того, как в дверь просовывалась все еще бритая на военный лад голова физрука Окунева или военрука Дыбина.