— Разумеется! Я не позволю единственному наследнику отравить наш род этой больной кровью. — Отцовский зверь яростно рычал. — Ты представляешь себе, какое она принесет потомство?!

— Я все понимаю. Поэтому щенки от меня будут у другой волчицы. Тут уж решать моему волку: на какой он остановит свой выбор — та и будет матерью твоего внука. Но я не намерен связывать себя официальными узами ни с одной из волчиц. Елена будет моей парой, только… неофициальной. Она разделит со мной дом, личную жизнь, но не власть. Кто мне возразит?!

— Опасно в принципе сохранять ей жизнь, это живое напоминание о нашем захвате власти, — не унимался отец.

— Лена всю жизнь проведет среди белого клана, я запрещу ей покидать нашу территорию. Могу запретить покидать дом без моего сопровождения. Она подчинится. Ее не смогут переубедить или заставить! Никто, кроме меня, не сможет влиять на нее, я позаботился об этом.

— Ты же понимаешь, что заговорщики не оставят попыток использовать бурую?! — Вожак белой стаи в гневе вскочил на ноги. — Ее уже сейчас толкают к этому выбору. Иначе зачем бы скрывать от нее собственные перспективы? А выбор ее в качестве возмещения по древнему договору? Фирсанов и с того света умудряется портить мне жизнь. Вот не зря он ее тебе подсунул! Как же ты не понимаешь, что она — лишь орудие. Слепое и бездумное! Почему защищаешь ее?!

О, как все складно звучит. Но я уже понял, в чем просчитался отец.

— Мой зверь этого требует, — вздохнул я, признаваясь ему в серьезности подоплеки событий. Время для открытого разговора еще не настало. — Поэтому я буду ее защищать. От кого угодно.

Мое признание подкосило отца. Он тяжело осел на стул и, отвернувшись к окну, надолго уставился в него невидящим взглядом.

— Не представляю, как это смог подстроить Фирсанов… — наконец прокомментировал он.

А я послушно подыграл:

— Уверен, он не ожидал такого поворота, как и моего появления вообще. Уверяю: осознав ситуацию, он приложил немало сил, чтобы быстро разлучить нас. Готов был даже убить ее.

По выражению лица отца я понял, как сильно он сожалеет, что именно эти попытки бурого волка потерпели крах. И я понимал, насколько искреннее это сожаление! Доподлинно знал.

Мой зверь взбешенно рыкнул, а верхняя губа инстинктивно приподнялась, обнажая пусть и человеческие, но клыки. Поэтому отец промолчал.

— Бедная девочка, — вздохнула мама, которая до этого момента тихо сидела в кресле в противоположном конце комнаты. — Лично ее очень жаль. Не знаю даже, что лучше: смерть или пожизненное заточение? И за тебя, сын, я волнуюсь. Она возненавидит тебя: свобода для оборотня — это очень много. Понимаешь ли ты, с чем придется столкнуться твоему зверю в этом случае? Справишься ли ты с ним?

«Интересно, а мама знает?..»

Я слушал родителей, а думал все о том же, ради чего затеял эту беседу.

— Я стану для нее чем-то большим, чем свобода. Она любит меня! Поэтому я вполне способен заменить Елене весь мир, к тому же мои возможности мне это позволяют, — отрывисто и резко возразил я матери. Сказал то, чему в этой ситуации должны были поверить все.

— Оборотни более страстные. И наши чувства гораздо сильнее, а любовь так легко трансформируется в ненависть… Понимаешь ли ты это? Справишься ли? — вздохнула мама.

— Вы рассуждаете о том, чему не бывать! — Отец вновь был решителен и собран.