|
Гай с Саввой Иванычем бродили меж столиками, чокаясь с каждой подвернувшейся рюмкой, кто-то подарил им на память оборванную с мясом петлицу комбрига, кто-то объяснил, что в лагерях имели шанс выжить в первую очередь врачи и парикмахеры, кто-то доверительно рассказал, что хуже всего, когда били сапогом под копчик, а чью-то дочку хоть и вышибли из института, хоть и изнасиловали в комендатуре то ли якуты, то ли казахи, но в женский шталаг на Новую Землю ее не отправили, до пятьдесят третьего она дожила, и до шестьдесят третьего дожила, а вот дальше не захотела, и голова вскоре распухла от имен, дат и подробностей, даже водка не помогала, и только Подпоручик, для которого все это и все они ни черта не значили, тянул свое:
А может, наоборот, он понимал больше всех, что ни к чему этот гомон, даже в Ирреальном Мире не нужен. Среди подпоручиков тоже попадаются философы неизвестной догмы, и это печально – с двумя звездочками на погонах особенно не разгуляешься, как бы ни приводили в виде завлекательного примера равных возможностей поручика Бонапарта, сержанта Батисту и прапорщика Крыленко. Впрочем, Крыленко сидел тут же, в этом зале… Подпоручика хватило ненадолго. Вскоре он напился и стал кричать, что в Мазурских болотах его уложили совершенно правильно и лично он против того пулеметчика ничего не имеет, даже готов поцеловать его тевтонскую харю. Потому что иначе он по своему свободомыслию неминуемо угодил бы в Красную армию, а там, глядишь, дослужился бы до комбрига и схлопотал пулю тридцать седьмого года. Так что никакой разницы. Дальнейшее было в тумане. В мареве. Сначала Гай с Саввой Иванычем раздобыли у пьяненького Абрама динамита и направились взрывать памятник, поскольку, по заявлению Саввы, этот тип осквернял ряды честных упырей, не маскировавших своей страстишки идейно-юридическим обоснованием; но памятник, догадавшись, что к чему, соскочил с постамента и на белых негнущихся ногах юркнул в проулок, а проклятая «Победа», современница беглеца, из солидарности с ним не завелась. Они побежали следом, но памятник, используя опыт старого подпольщика сумел надежно скрыться. Да и бегуны из них после лошадиной дозы «Экстры» стали, откровенно говоря, хреновые. Правда, не бывает худа без добра – за поворотом к ним подбежал лохматый старичок и радостно заявил, что они, вычертив на мостовой сложную кривую своего передвижения, помогли ему отыскать решение какого-то там уравнения, то ли сингулярного, то ли созвучно-непечатного. Савва Иваныч сгоряча нацелился было его бить, но старичок в благодарность в два счета вычислил им на папиросный пачке, куда скрылся беглец, – оказалось, прячется в мусорном ящике. Дальнейшее было делом техники. Динамит они ухитрились не потерять, и через пять минут ящик с памятником взлетел на воздух. Останавливаться теперь было бы глупо, и они побрели дальше, рыча, мяуча и гогоча. Изловили молодую шлюху и собирались оформить это дело в ближайшем подъезде, но многоопытный Савва Иваныч вовремя разобрался, что это притворяющийся шлюхой профессор с Бетельгейзе, изучающий половую жизнь землян, – сам профессор был величиной с крысу и уютно разместился в синтетическом черепе блядежки, так что все остальное представляло собой набитый аппаратурой контейнер, которому была придана самая соблазнительная форма. Да и вообще, они у себя там на Бетельгейзе размножались каким-то идиотским способом, о котором Гай с Саввой Иванычем отроду не слыхивали и знать не хотели. Профессора они спустили в канализацию, пожелав вдогонку успехов в труде и непонятной личной жизни. Некоторое время развлекались тем, что смастерили рогатку и пытались попасть завалявшейся в кармане запасливого Саввы черной дырой в повисшую над крышей Луну, но Луна, наученная горьким опытом, спряталась на чердаке, куда они не полезли. Потом стало еще туманнее. Откуда-то вынырнула степенная кикимора-дружинница и принялась пенять. Спасаясь, они потеряли друг друга, но скоро отыскали чисто случайно. |
