— А тут мы с братом про тебя рассказали. Вот и сбили с толку. Извини, дядь Слав… Не знали, что тебе самому надо в бега подаваться.

— Мы сразу поняли: он к тебе, дядь Слав, рванул. Потому что похитить его невозможно. Он живым в руки не дался бы!

— Заставу подняли, тропы перекрыли. Поисковые группы разослали…

— Только мы с Максом не в Афган, в тыл пошли. И нагнали!

— В Россию прорывался! — восхитился старший. — И с оружием. Повязать могли на первой же станции…

— Его повяжешь, как же! — заметил младший. — На станциях менты привыкли мелких жуликов ловить…

— Он и в самом деле к тебе пошёл, — доверительно и сдержанно сообщил Максим. — Хотел разыскать…

Заряженный, закомплексованный боярином на ревизию собственной жизни и отношения с женщинами, Ражный с какой–то тревогой вдруг подумал, что и Марину не любил. Не испытывал этого зовущего и мучительного чувства, какое было к Миле. Зато даже по прошествии лет всё ещё жила в нём обыкновенная, житейская жалость к несчастной молодой специалистке, хватившей лиха на чужбине. Однако же упрямым и болезненным отношением к чувству долга: звал ведь с собой — не поехала, дескать, отработаю три года там, где трудно…

— Про свою мать что–нибудь говорил?

Голоса братьев зазвучали как–то отдалённо, словно эхо, а в памяти всё ярче вставал образ юной учительницы из горного селения, одинокой и обездоленной, однако с комсомольским огнём во взоре…

— Сказал, в рабстве она. Русские школы закрыли, и даже язык никому не нужен…

— Везде по–своему лепечут…

— На ферме у богача какого–то местного батрачит, арыки прочищает. Там у них поливное земледелие… Батракам документов не выдают на руки, особенно русским, чтоб не сбегали. Богач этот и Моджахеда продал афганцам.

Ражный стряхнул воспоминания.

— Он сидит?

— Кто сидит? — хором спросили братья.

— Сергей.

— Зачем ему сидеть? Мы догнали его, поговорили и отпустили.

— Автомат только забрали и пуштунку. Проинструктировали, как вести себя. Моджахед в России никогда не бывал…

— Командиру доложили, мол, нашли только пустой автомат и пуштунку… Пусть думают, что захватили и в Афган увели.

— Выходит, он дезертировал? — спросил Ражный. — А вы его прикрыли?.. Ну что сказать? Молодцы!

— Мы добро помним, — заметил Максимилиан. — Зачем его садить?

Однако старший услышал совершенно иное и вызывающе возмутился:

— Он к тебе пошёл, дядь Слав! Служить Отечеству. Так что ему прощается.

— Сергей присягу принимал?

— Да сейчас не за присягу служат! — уже обозлённо закричал Максим. — Не по долгу — по совести!

— И он к отцу побежал! Не отсиживаться, а служить!

Ражный намёк услышал, но пропустил мимо ушей.

— Где служить?! Егерем на базе?

— Хотя бы егерем, — схитрил младший и посмотрел выжидательно.

— Давно это было? — Вячеслав отвернулся, чтоб не выдавать чувств.

Старший решил, гроза миновала, и заговорил с надеждой:

— А месяца три тому назад. Ещё до отпуска. Тут он должен быть. Ездим вот, ищем…

— След уже подсекли, — вступил младший. — Лодку и тулуп Моджахед спёр, больше некому.

— И может вляпаться! Засады кругом! Засекут на реке — труба…

— Если вниз пойдёт — труба. Вверх — искать не будут.

&m