Еще в Гора-Кавалерии Вольф узнал, что в Берлине существует улица, где собираются выходцы из родных ему мест. Он разыскал ее и почти сразу получил должность посыльного в доме приезжих. Носил вещи, пакеты, мыл посуду, чистил обувь, получая за свой нелегкий труд буквально гроши. Но то были первые деньги, заработанные им самим. Жаль, что этого не знали мать и отец, ведь денег на письмо пока не хватало. Вольф пытался поднакопить нужную сумму, голодал, и это могло кончиться весьма трагически.
Как-то раз его послали с пакетом в один из пригородов Берлина. Внезапно он почувствовал, что теряет сознание. Дома и люди поплыли перед глазами, и прямо на мостовой Вольф упал в голодный обморок. О лежащем на асфальте юноше сообщили в полицию. Врач осмотрел его – пульса нет, тело холодное – и посоветовал перевезти в морг. Вольфа собирались похоронить в общей могиле вместе с другими бездомными, не имеющими документов, никем не востребованными мертвецами. Юноше, однако, неслыханно повезло: он попался на глаза неукоснительно соблюдавшему правила студенту, проходившему в морге практику.
Тот внимательно осматривал трупы и, когда дошел до Вольфа, обнаружил, что у него бьется сердце, еле-еле, но бьется. Вызванный студентом профессор Абель подтвердил: юноша жив. Вольфа высвободили из груды мертвецов, и на третьи сутки профессор привел его в чувство. Вольф потом очень сожалел, что не запомнил имя студента и разыскать его в большом городе не мог, однако благодарность к нему сохранил на всю жизнь.
Немного людей приходило тогда ему на помощь, и для признательности места в сердце хватало с лихвой. Почетное же занимал профессор Абель, талантливый психиатр и невропатолог, хорошо известный в медицинских кругах. Тогда ему было лет сорок пять. Невысокого роста, с полным лицом, обрамленным пышными бакенбардами, он по-доброму и внимательно глядел на пациентов. «Видимо, ему я обязан не только жизнью, но и открытием моих способностей и их развитием, – позже писал Вольф Мессинг, – Абель объяснил мне, что я находился в состоянии каталепсии, вызванной малокровием, истощением, нервными потрясениями. Его очень удивила открывшаяся у меня способность полностью управлять своим организмом. От него я впервые услышал слово „медиум“. Он сказал: „Вы удивительный медиум…“ Тогда я еще не знал значения этого слова. Абель начал ставить со мной опыты. Прежде всего он старался привить мне чувство уверенности в себе, в свои силы. Он сказал, что я могу приказать себе все, что мне захочется».
Анализируя действия героя романа Лиона Фейхтвангера Оскара Лаутензака, невольно приходишь к мысли, что при создании своего произведения писатель брал консультации у того же профессора Абеля. Жили они в Берлине, в одно время, и моя версия может быть вполне вероятной. Вот как описывает Фейхтвангер состояние транса у Оскара: «Он вдруг остановился посреди комнаты. Его взгляд уловил какую-то точку на стене или, вернее, в воздухе, впился в нее, но ненадолго. Потом лицо его словно опустело, обмякло, красные губы раздвинулись, обнажив крепкие белые зубы. Он вернулся неверной походкой к своему креслу, упал в него и как будто оцепенел, погруженный в себя, к чему-то прислушиваясь с отсутствующим видом и растерянной, глуповатой улыбкой… Оскар ощутил в голове или, быть может, в груди какой-то легчайший шорох, точно там едва слышно рвалась шелковая ткань. Окружающие его предметы исчезли. Он словно вышел за пределы самого себя. Он видел».
Не столь художественно, но по существу приблизительно так же описывали Вольфа Мессинга свидетели, видевшие его в состоянии транса.
Вместе со своим другом и коллегой профессором-психиатром Шмидтом Абель учил юного Вольфа внушению, проводил с ним специальные опыты. Жена Шмидта мысленно отдавала ему приказания, и он исполнял их. Она была первым из его индукторов, которыми позже стали многочисленные зрители, посещавшие выступления Вольфа Мессинга. |