|
В сентябре 1941 года после вмешательства Геббельса немецкие военные власти выслали меня с русского фронта, вопреки протестам генерала Мессе, командующего итальянским экспедиционным корпусом в России. Хотя фашистская цензура, как военная, так и гражданская, пусть порой и неохотно, разрешала публикацию моих репортажей, Муссолини угрожал мне, что снова вышлет меня на остров Липари. Потом продержал меня четыре месяца в карантине, пока он в январе 1942, когда военные события – отступление Гитлера от Москвы до Смоленска – не подтвердили мою оценку и мои прогнозы, не приказал снова использовать меня на русском фронте. На этот раз я попросил и добился того, чтобы меня отправили в Финляндию, где у Гитлера не было непосредственной командной власти. И два последующих года до падения Муссолини я оставался в Финляндии. Через два дня после его отстранения от власти, 27 июля 1943 года, я вернулся в Италию.
Нельзя также оставлять без внимания, что я был военным корреспондентом Италии, в том же самом положении как остальные триста журналистов, прикомандированных к итальянским войскам на всех фронтах, в Ливии, на Балканах и в России: потому никто не удивился бы тому факту, что я находился при войсках держав «Оси», а не у англичан или у русских. Это не было моей личной виной, если я был гражданином одной из стран «Оси», и если русские, англичане и американцы были гражданами государств союзников. С начала русской войны мое знание Советской России и ее проблем очень помогало мне обсуждать и оценивать природу событий и предвидеть их неизбежное развитие. То, что я наблюдал на полях сражений, было только подтверждением, доказательством того, что я уже на протяжении двадцати лет писал о коммунистической России. («La rivolta dei Santi maledetti» в 1921 году, «Intelligenza di Lenin» в 1930, «Техника государственного переворота» в 1931, «Le bonhomme Lenin» в 1932). Исходя из личного опыта касательно русских проблем, я всегда отказывался оценивать Советскую Россию с точки зрения, которую можно было называть «буржуазной», т.е. по необходимости необъективной. «Объективность не является основным элементом буржуазного интеллекта», писал я в 1930 году в моем предисловии к книге Рене Фюлёп-Мюллера «Лицо большевизма». И дальше я там говорил, что «самая надежная защита от опасности большевизма для буржуазного интеллекта должна была состоять в том, чтобы понять революционные феномены современной эпохи. Непонимание этих феноменов – это самый отчетливый знак декаданса буржуазии». И не только итальянской буржуазии, но и всей европейской буржуазии; английской в особенности. Еще сегодня самым интересным, в известном смысле окончательным приговором в ее адрес является тот, который либеральный английский экономист Кейнс высказал в своем знаменитом труде «A short view of Russia» в 1929 году. Я не согласен, что можно понять Советскую Россию, не избавившись до этого от своих буржуазных предубеждений; и ясно, что тот, кто не понял Советскую Россию, не может с ней бороться и тем более не может победить. Среди многих буржуазных предубеждений о коммунистической России самым упрямым является тот, который представляет большевизм как типично азиатский феномен. Это объяснение большевистской революции и проблем, которые она ставит перед Европой, слишком простое и удобное, чтобы можно было надежно принять его. Название этой книги, «Волга рождается в Европе», как раз и хочет указать на этот жалкий ошибочный приговор. Уже в 1930 году я писал, что «лицо большевизма вовсе не имеет, как некоторые думают, азиатские черты. Это европейское лицо». Правда состоит в том, что коммунизм представляет собой типично европейский феномен. За дорическими колоннами пятилеток, за колоннами статистик Госплана, простирается не Азия, а другая Европа – «другая Европа». |
