— Да, — он вздохнул. — Хотя хотелось бы думать, что он больше про нас не вспомнит.

— А как думаете, Павел Андреич, генерал застрелился сам… или кто-то ему помог?

— А вот на этот вопрос я ответить не смогу. Но не удивлюсь, если он мог что-то знать, и кто-то не хотел, чтобы это ушло куда-то ещё.

Генерал застрелился из наградного пистолета в своей квартире на Невском проспекте в тот же вечер, когда вышел репортаж со скрытой камерой. Никто из соседей не видел посторонних рядом с его жильём и не слышал звуков борьбы, так что все решили, что генерал решил уйти из жизни из-за этого скандала, не выдержал позора.

Но причины этого мне казались надуманными. Генерал был богатый человек, он вполне мог уехать за границу и жить себе припеваючи дальше, или остаться в стране, найдя себе другую работу. Честь мундира для таких, как он, пустой звук.

Да и много кто попадал на экран в таких неловких ситуациях. Их увольняли, над ними смеялись, а «человека, похожего на прокурора…» (кстати, это я подсказал депутату Мещерякову такую фразу, и её использовал ведущий) будут вспоминать и через десятки лет. Но эти люди живут себе дальше, пусть уже и не на прежних позициях, и стыд их не гложет.

— Во, смотрите-ка, кто показался, — Женя повернулся к воротам.

Небритый Слава, одетый в тёмный спортивный костюм, вышел на улицу и с удивлением огляделся. Седой адвокат в пиджаке, который вышел вместе с ним, заулыбался, похлопал Славу по плечу и подтолкнул его к журналистке, которая уже мчалась к нему. Следом за ней семенил пузатый мужик с камерой.

— Хотите сделать заявление по поводу вашего задержания? — затараторила девушка.

— А, чё, каво? — Слава, который толком и не знал, что творилось в последние дни, удивился, но через несколько мгновений взял себя в руки, и к нему вернулось его обычное, немного пофигистичное выражение лица. — Да, хотел бы сказать, что…

Отпустили его уже через несколько минут, и он подошёл ко мне. Я пожал ему руку и показал на Мерс.

— Погнали, скоро домой, запускать комбинат, а ты отдыхаешь на нарах.

— Вытащил ты меня, Волк, — Слава усмехнулся. — Я уж думал, отправят на зону, с концами. Чёт посмотрел, подумал, а не охота мне туда.

— И чё, как там, Славян, в камере? — спросил Женя, начиная их взаимный ритуал дружеских подколок. — Полотенце под ноги бросают? Или тебя сразу к параше подселили? Без всего этого?

— Вот ты бы там сразу прописался, Коваль, — Слава засмеялся и уселся на заднее сиденье. — Там спрашивают, кто ты по жизни, какая статья. И это, главное, когда спросят, вилкой раз или в жопу глаз… ***, блин, не то сказал.

— Ну ты дал, Славян, — Женя уселся рядом и пихнул в плечо. — Ты порой такое выдашь, что… кхе, не могу…

— Спокойно было? — спросил я, пока Женя хихикал.

— Да, — Слава закивал. — Шучу, никто ничё не спрашивал. Так я, угараю тут с Ковалем. Тесно только, душно, дышать нечем, камера набита, все шконки заняты. И это ладно, хоть места были, в соседней камере, говорят, даже дрыхли по очереди. Но спокойно было, никто не лез, не докапывался, вопросы тупые не задавал. Пожрать бы нормально, и помыться, только в бане нормальной.

— С девками? — спросил Женя с хитрой ухмылочкой.

— Да хоть с ними, хоть без. Вонь там стоит, хоть стой, хоть падай.

Доехали до гостиницы. Сегодня ещё много дел, которые надо утрясти в городе, но ни одно из них не касалось разборок или чего-нибудь подобного. Из тех, кто тогда наехал на холдинг, уже мало кто способен повторить подобное. Но один неприятный разговор я ждал, и скоро он должен был случиться.

Я спустился на первый этаж, где был ресторан, собирался заказать Славе роскошный обед в честь его освобождения.