Ловкая подножка Эйслинн сбила ее с ног. Глаза Гвинет бешено сверкнули, но тут же испуганно раскрылись, когда она увидела, что Эйслинн нависла над ней, широко расставив ноги. Медные пряди сверкали в свете очага, и фиалковые очи метали разъяренные искры. В руках она сжимала веретено, словно копье, готовое вонзиться в грудь врага.
— Запомни, Гвинет, — жестко произнесла Эйслинн, — я могу вынести все твои выходки. Я взрослая женщина и многое повидала. — Она подалась вперед и угрожающе взмахнула веретеном. — Но, норманн или сакс, темный, светлый, зеленый или красный, этот ребенок мой, и если осмелишься еще раз тронуть его, лучше сразу бери в руки меч, потому что я возьму тебя за ноги и разорву! Слышишь?!
Гвинет, открыв от изумления рот, медленно кивнула. Эйслинн отошла от нее и, подняв ошеломленного Брайса, тихо заворковала что-то ему на ухо, стараясь успокоить. Гвинет встала, собрала шитье, отряхнула юбки и, не в силах встретиться взглядом с ухмыляющимися мужчинами, отправилась к себе.
Позже, в своей спальне, Вулфгар молча наблюдал за укладывавшей ребенка Эйслинн, дивясь, как она может мгновенно превратиться в разъяренную ведьму при малейшей угрозе ребенку и тут же обернуться изящным грациозным созданием, передвигающимся по комнате словно в медленном соблазнительном танце. Белая рубаха развевалась с каждым ее движением и временами так и льнула к налитым грудям и крутым бедрам. Вулфгар почувствовал, как неутолимый голод снова загорелся в нем, и лишь только Эйслинн подошла ближе, поймал ее и впился ей в губы. Но крик Брайса тотчас заставил их встрепенуться.
— Подожди, пока малыш не заснет, — шепнула жена. — А потом утолишь свою похоть.
— Похоть? — разочарованно пробурчал Вулфгар. — Интересно, кто эта девица, которая раскачивает передо мной своими тощими бедрами и бесстыдно ласкает на людях, пока у меня штаны не начинают лопаться?
Он снова нежно поцеловал жену, прежде чем растянуться в кресле. Эйслинн низко нагнулась, чтобы подбросить дров в очаг, и белоснежные полушария, увенчанные розовыми сосками, едва не вырвались из распахнутого ворота рубахи.
— Осторожнее, любовь моя, — тихо пробормотал он. — Иначе я опять могу разбудить ребенка.
Эйслинн, красная как рак, быстро выпрямилась, прекрасно понимая, что это не пустая угроза.
— Посмотри за малышом, — мило улыбнулась она. — Я должна кое о чем поговорить с Мидерд и объяснить, что готовить на завтра.
Накинув шаль на плечи, она быстро вышла, оставив Брайса на его попечение. Вулфгар на минуту закрыл глаза и расслабился, наслаждаясь небывалым покоем и теплом, разлившимся в душе. Но кто-то потянул его за щиколотку. Вулфгар посмотрел вниз и увидел, что Брайс подкатился к нему и теперь пытается сесть, уцепившись за его ноги. Наконец ему это удалось, и он уставился на Вулфгара широко раскрытыми синими глазенками. Мальчик совсем не испугался гиганта норманна, наоборот, расплылся в широкой улыбке и восторженно замахал пухлыми ручонками, но тут же опрокинулся на спину. Подбородок внезапно задрожал, а по щекам покатились огромные слезы. Вулфгар, всегда терявшийся, когда кто-то плакал, посадил ребенка себе на колени.
Слезы мгновенно высохли, и малыш, обрадованный своим новым положением, потянул за ворот рубашки Вулфгара. Припав к широкой груди, он погладил склоненное к нему лицо. Через несколько минут мальчик зевнул, устав от новой игрушки, устроился поудобнее и мирно заснул.
Вулфгар долго сидел неподвижно, боясь разбудить Брайса. В душе росло странное ощущение счастья. Неужели это милое беспомощное существо так беззаветно доверяет ему?!
Маленькая грудь мерно вздымалась с каждым вздохом малыша. Что, если он действительно — плод его чресел и похоти, которую Вулфгар когда-то бездумно утолял с молодой прекрасной пленницей?
«Парнишка приник ко мне так спокойно и беззаботно, — размышлял Вулфгар, — однако я отверг его любовь. |