|
Именно так я воспринимал тогда события моей жизни, полной безудержного гедонизма. Эти интонации помогали мне развращать других людей, манипулировать ими – и наполнять хаосом и безумием жизнь целого поколения молодых американцев. Я вырос в Квинсе, в районе Бэй-Сайд, в семье среднего класса, где такие слова, как «черномазый», «латинос», «итальяшка» и «косоглазый», считались самыми грязными из всех возможных и их не произносили ни при каких обстоятельствах. В доме моих родителей сурово осуждались любые предрассудки: считалось, что они достойны лишь низших, непросвещенных членов общества. Я всегда помнил это – ребенком, подростком и даже в разгар своего безумия. И тем не менее во времена, которые я описываю, подобные грязные словечки слетали с моего языка с невероятной легкостью. Конечно, я размышлял над этим – и убеждал себя, что я на Уолл-стрит, где нет места для околичностей и светской вежливости. Почему я рассказываю вам все это? Потому что хочу, чтобы вы знали, кто я на самом деле и, что еще важнее, кем я не являюсь. А еще потому, что у меня двое детей и однажды мне многое придется им объяснить. Мне придется объяснить, как случилось, что их любящий папочка – тот самый папочка, который сейчас возит их на футбол, ходит на родительские собрания, сидит дома в пятницу вечером и в два счета может соорудить им салат «Цезарь», – был когда-то столь мерзким типом. Но прежде всего я искренне надеюсь, что рассказ о моей жизни послужит предупреждением – как для богатых, так и для бедных, для каждого, кто подносит к ноздре ложечку или глотает таблетки; для каждого, кто собирается растранжирить таланты, полученные от Бога; для того, кто собирается перейти на темную сторону силы и погрузиться в безудержный гедонизм. И для каждого, кто считает, что быть Волком с Уолл-стрит – это круто. Часть I Глава 1 Волк в овечьей шкуре Шесть лет спустя Безумие распространяется очень быстро. К зиме девяносто третьего года у меня было жуткое чувство, будто я получил главную роль в одном из реалити-шоу, которые чуть позже станут так популярны. Мое личное шоу называлось «Богатые и никчемные», и с каждым днем богатства и никчемности в нем становилось все больше. Я создал брокерскую фирму под названием «Стрэттон-Окмонт», которая скоро превратилась в одну из самых больших и самых безумных брокерских контор в истории Уолл-стрит. На бирже поговаривали, что у меня вырвалась наружу подсознательная жажда смерти и что я, конечно, загоню себя в гроб, не дожив и до тридцати. Но я знал, что это чушь: мне только что исполнился тридцать один год, и я был все еще жив и полон энергии. В тот день, в ночь на среду в середине декабря, я сидел за штурвалом своего вертолета «Белл Джет», который я только что поднял с вертолетной площадки на Тридцатой улице и теперь вел его в мою усадьбу в Олд-Бруквилле на Лонг-Айленде. В моих венах бушевало такое количество наркотиков, что его хватило бы, чтобы вырубить все население страны размером примерно с Гватемалу. Было около трех часов утра, и мы летели на скорости сто двадцать узлов над западной оконечностью залива Литтл-Нек-бэй. |
