И скромно уточняет:
— Старых! В банкнотах по десять тысяч!
Последовавшая за этой фразой тишина переводит мое изумление гораздо лучше, чем переводчик для глухонемых.
— Постойте, постойте, — говорю я. — Если я правильно понял, вы получили два миллиона франков в конверте, адресованном на ваше имя?
— Именно. И это еще не все!
— Как это?
— Каждую неделю я точно так же получаю два миллиона. Сейчас их у меня четырнадцать.
Снова тишина.
«Это уж слишком!» — как сказала больничная нянька, обслуживающая мужской туалет.
Пинюш булькает вегетарианским смешком.
— Ну что, встречался ли тебе более удивительный случай?
— Откровенно говоря, нет. И как вы реагировали, дорогой месье, на первую посылку?
— Я спросил себя, кто же послал мне такое богатство?
— Пакет не был заказным?
— Ничего подобного. Оформлен как бандероль.
— Весьма близко к истине, ведь банковские упаковки выглядят почти как бандероли! А почтовая печать? — спрашиваю я Пинюша.
— Это я уже проверил, — выдает любезный частный детектив. — Уточним сперва, что, получив второй пакет, господин Фуасса пришел ко мне за консультацией. Первая посылка была отправлена из Лиона, вторая из восемнадцатого округа, третья из Везине и так далее. То из провинции, то из Парижа или его окрестностей.
— И адрес написан одним и тем же почерком?
— Он даже не написан от руки. Его набирали с помощью детского печатного наборчика, используя всегда одно и то же клише.
— Вы сохранили обертку?
— Естественно.
Пинюш вынимает из портфеля, сделанного из кожи иззябшей овечки, семь кусков бумаги, аккуратненько сложенных в четыре раза, с отпечатками замечательного клише. Шесть из семи на крафт-бумаге. Седьмой кусок с одной стороны зеленый, с другой белый.
— Что ты уже предпринял? — спрашиваю я Пино. Старый хрыч — превосходный сыщик, и я не сомневаюсь, что он должен был серьезнейшим образом раскрутить дельце.
— Я расспросил господина Фуасса о его окружении. Я осведомился, не нанес ли кто-либо когда-либо ему какого-то материального урона, чтобы потом возместить…
— Никогда! — перебивает Фуасса.
— Он не контактировал ни с кем после получения пакетов: никаких телефонных звонков, никаких угроз — ничего! Я опросил все посылочные отделы почтовых отделений и ничего не узнал. Служащие не помнят отправителей пакетов. К тому же этот неизвестный мог и не отдавать их на взвешивание, а наклеивать марки и бросать в почтовый ящик. По мне, так это дело рук психа.
— Но дьявольски богатого психа, — вздыхаю я. И меняя тему разговора: — Что, мой кузен Гектор все еще работает в твоем агентстве?
— И как! Ты знаешь, у него действительно способности! Сейчас он на расследовании в Лилле. Вчера вечером поехал на своей «лянчии загато».
— У Гектора «лянчия»! — удивляюсь я.
— А почему бы и нет? Мы процветаем!
Но так как сейчас не время крахмалить чистое семейное белье перед посторонним, я возвращаюсь к основной сиюминутной заботе.
— Короче, господин Фуасса получил четырнадцать миллионов старых франков от неизвестного, который и желает им оставаться, и у него, то есть Фуасса, нет ни малейшей идеи, чья это щедрость?
— Именно так, — соглашается Фуасса Жерар.
— Превосходно, я займусь вашим делом, — обещаю я. — Оставьте мне упаковку.
Удрученные усы Пинюша повисают, как шерсть спаниеля, вылезшего из болота без утки. |