Громов не удержался от улыбки, но решил не усугублять и без того затруднительное положение девушки. Бросив последний взгляд на разрумянившуюся Копейкину, беседующую по телефону даже более деловитым тоном, чем обычно, Громов развернулся и вышел в коридор, который почему-то ассоциировался у него с пустой станцией метро.

Здесь всегда ощущалось какое-то давление, словно не высоко над поверхностью земли находишься, а в самых недрах. Вроде бы светло, чисто, просторно. Но все тут держатся настороженно, хотя и стараются не подавать виду. Будто ждут, что вот-вот взвоет тревожная сирена. Привыкнуть к этому состоянию Громову не удалось за те несколько месяцев, что он провел на Лубянке, и он очень сомневался в том, что будет чувствовать себя здесь иначе и через многие годы. Каждая сила заключает в себе скрытую угрозу. Любая мощь заставляет относиться к себе с уважением даже тех, кто ею повелевает. Когда идешь по длинному коридору Главного Управления ФСБ, эта истина кажется тебе бесспорной.

Вместо того чтобы направиться прямиком в свой кабинет, Громов спустился в лифте на второй подвальный этаж и немного размялся в тренажерном зале, начав с пробежки по бесконечной ленте движущейся дорожки и закончив подходом к силовым аппаратам, выписанным недавно из Швеции.

Сведения по знакомым Эдички Виноградова только-только легли на стол Громова, когда он, освеженный холодным душем, уселся за стол.

В распечатке фигурировали фамилии как ничем не примечательные, так и достаточно известные, из тех, которые у всех на слуху. Скользя взглядом по списку, Громов всякий раз брезгливо кривил губы, когда перед его глазами мелькала та или иная сиятельная задница очередного замаравшего себя политика. А наткнувшись на фамилию телевизионного обозревателя, который до сих пор импонировал ему оригинальностью своих суждений, Громов только и смог, что удрученно покачать головой. На любимой передаче пришлось поставить крест. Невозможно с уважением внимать типу, который берет у мужчин не только интервью, а и все остальное, что ему предложат. И ведь немолодой уже человек, а на деле хуже ребенка, который всякую гадость в рот тащит.

– А нечистым журналистам стыд и срам, стыд и срам, – пробормотал Громов.

Вооружившись светло-зеленым маркером, он принялся отмечать в послужном списке Эдички журналистов, с которыми частенько пересекались пути-дорожки общительного молодого человека. Таковых было выявлено четверо.

Тот самый телеобозреватель, к облегчению Громова, к истории с дискетой никакого отношения не имел и иметь не мог, потому что вот уже третьи сутки обдумывал свои будущие острые репортажи в Матросской Тишине. Уклонение от налогов, получение взяток и прочая лабуда. Разоблачение работников Генпрокуратуры – дело, конечно, благородное, но очень уж неблагодарное.

Ведущего популярного ток-шоу Громов после некоторого обдумывания решительно отмел: тот в последнее время отмежевался от политических дрязг и вращался больше в шоу-бизнесе, где сплетни о кумирах котируются значительно выше, чем крушение любого самолета, даже выполнявшего рейс международного значения.

Осталось два кандидата: некто Артур Задов, русский эмигрант, пописывающий в американской газете «Нью-Йорк Ревю», и местный житель Дмитрий Москвин, оказавшийся на поверку никаким не Москвиным, а Балаболиным. Понятно, почему парень решил творить под псевдонимом. Репортажи, подписанные его настоящей фамилией, теряли бы, по крайней мере, треть своей достоверности.

Громов взялся за телефон и через некоторое время выяснил, что мистер Задов в настоящее время проживает в московской гостинице «Космос», но там его никто со вчерашнего дня не видел, хотя он вроде бы пока съезжать не собирался и оставил в номере кое-какие вещи.