Однако смута, разразившаяся в стране, опрокинула кавказский клубящийся насилием котел. И его содержимое начало стремительно затоплять Центральную Россию и столицу само собой. Чистопрудненский джамаат был одним из самых мощных и перспективных. Связано это было с тем, что духовно его окормлял лично Абу-Джихад, крупный теоретик ваххабизма, проживавший с детства в одном из переулков, сбегавших от Покровки вниз. Его-то проповеднический дар и зачаровывал не находившую иного смысла славянскую молодежь.

Парадоксальным образом он даже в период диктатуры не был репрессирован. Объяснить это можно было лишь немыслимой изощренностью его ума. Творения Абу-Джихада были столь глубоки, что донырнуть до дна, где и таилась тотальная античеловеческая агрессия, эксперты спецслужб были не в силах. А оттого, проявляя преступную халатность, не придавали им надлежащего значения.

Бойцы Лома-Али, который был военным лидером джамаата, вели неспешный огонь из окон театра по то и дело перебегавшим туда-сюда спецназовцам. А сам он тем временем думал, что бы такое за жизни заложников потребовать. Ему казалось, что реально пора уже синюю полоску на российском флаге заменить зеленой, а на белой — неплохо бы написать «Аллаху акбар!». Однако без консультации с Абу-Джихадом он на это не решался. Оттого и теребил бороду все неистовей и неистовей.

Лом-Али был моджахедом со стажем. Начав свой боевой путь в окрестностях родного аула во Вторую чеченскую, он позже перебрался в Ирак. После же много где побывал, успешно сражаясь то с российскими, то с американскими шайтанами. На Москве осел он недавно. Обстановка здесь была сложная, как ему не уставал объяснять Абу-Джихад. Привычные для Лома-Али методы не всегда были адекватны. А ему так хотелось иной раз устроить в каком-нибудь отдельно взятом микрорайоне компактный, но запоминающийся холокост.

Размышления моджахеда были прерваны неясного происхождения грохотом над головой. Он резко взметнул к потолку бороду — прямо на него камнем падал некто окровавленный со здоровенным и странно сверкающим ножом в руке.

* * *

— Это что ж за зверь его так? — всплеснула руками Гульнара, выбежавшая на крыльцо избы следом за Юрием.

— А это и не зверь вовсе, есть такая маза, — протянул задумчиво бывалый таежник (успевший, впрочем, и в Чечне «поохотиться») Валера Кривых. Он присел и принялся внимательно изучать истерзанную плоть сотоварища. Поцокал языком и продолжил: — Разделали Захара грамотно. Гляди — филейные части отрезали и выпотрошили по уму.

Партизаны молчали потрясенные. Командир каменел лицом. Только Гульнара тихонько всхлипывала, припав к покосившимся ступенькам.

— Где нашли? — спросил Юрий у бойцов, притащивших тело из тайги.

— Верстах в пяти отсюда, в овраге. Волки над ним уже собирались, — доложил молодой боец с алой октябрятской звездочкой (коммунистическая атрибутика была в дефиците) на черной вязаной шапке.

— И кто там в округе промышлять может? — деловито, стараясь не выдавать собственной потрясенности и пытаясь не глядеть на труп, в общем-то, ставшего близким ему человека, поинтересовался командир.

— Да там верстах в семи к западу сектанты обитают, но вроде люди божьи, по слухам. Хотя никто из наших их пока не встречал, — словно бы оправдываясь, сообщил парнишка.

Партизаны перебазировались в эту покинутую давным-давно деревушку буквально пару дней назад, после того как та же Гульнара сообщила, что старый район дислокации вычислен вездесущими китайцами (их спецназ уже вовсю шнырял в округе).