Терракотовые глаза воина внезапно зажглись зеленым огнем и стали яростно вращаться в своих орбитах. Сам он тоже начал поворачиваться вокруг своей оси, но уже медленно и немного натужно. Все же постамент, установленный в томском месте силы (это Боря сразу вычислил), был, что называется, насижен революционным деятелем и слегка притормаживал императорского гвардейца. Но он дело свое знал туго и неуклонно ощупывал всевидящими очами местность, сканируя ее на предмет затаившихся угроз и скрытых опасностей. Внезапно гвардеец резко (даже чуть не сорвался с постамента) застыл, простер руку, сжимавшую меч, и указал его острием на окна одной из квартир, где затаились подпольщики.

* * *

— Ну хули ты орешь как резаный, спать ни хера не даешь. — Майор, разбуженный истошным пением Генриха, вылез из гроба и с трудом продрал глаза.

Действительно, еще запросто можно было подремать пару часов. Солнце даже не скатилось за горизонт, а обессиленно цеплялось пока последними лучами за крыши окраинных девятиэтажек. Подобное сумеречное свечение для упыря не представляло смертельной опасности, а все же ощущал он себя как-то неуютно. Однако, оглядевшись по сторонам, майор мигом воспрянул духом и змеем пополз к изрядных размеров кровавой луже, скопившейся под табуреткой, на которой в трансе восседал Генрих. Лакая живительную субстанцию, майор не заметил, как жрец вернулся из потустороннего странствия. Поэтому резкий удар ногой по ребрам застал вампира врасплох. Он обиженно взвизгнул и, откатившись к стене, принял оборонительную позу в полуприседе.

— Ну что ты творишь, тварь беспредельная? — сокрушенно поинтересовался Генрих. — Это ж все Уицилопочтли причиталось, а ты досуха вылизал. Что ж я, выходит, зря хуй себе дырявил, а?

— Да ладно тебе, — примирительно заметил майор, — чего ты вообще себя мучаешь? Может, и без этого вполне можно, а?

— Это тебе можно, потому что ты в натуре полумертвый, с тебя и взятки гладки. А у меня миссия, — изрек многозначительно Генрих, бинтуя израненный член. Он все же как-то внутренне чувствовал, что изуверство его было не совсем напрасным, что жертва принята.

— Полумертвый говоришь? — усмехнулся майор, — а вот, знаешь ли, бабы так не думают, говорят — еще ого-го. А вот тебе, я гляжу, они теперь без надобности…

— Зато ты за себя и за того парня отрываешься, — уже вполне добродушно заметил жрец, — это дело, конечно, твое, только о главном не забывай. А то, я смотрю, объекты пошли один левее другого. Так у нас хрен чего получится.

— Нормальные объекты, упитанные, полнокровные. Чего ты придираешься? — обиделся майор.

— Да это, знаешь ли, не главное, — усмехнулся Генрих, — важно, чтоб дух в них воинский был, а его нет ни хера. Хотя, может, ты для себя в основном стараешься?

— А что впроголодь жить прикажешь? — возмутился упырь. — Работа у меня нервная, по лезвию ножа каждый день хожу. Надо же как-то потерю нервных клеток компенсировать.

Жрец в ответ добродушно расхохотался и по-товарищески обнял кровососа:

— Ладно, братан, давай без обид. Нам друг без друга сейчас никуда.

— А может, слушай, Гена, того, забьем на это дело, а? — рискнул предложить майор.