Все работали допоздна; встреча, которую устраивал у себя Коринф, началась только в десять. Шейла, как и обычно, приготовила сандвичи и кофе и, сев в уголке, стала тихо беседовать с Сарой Мандельбаум. Время от времени они поглядывали на своих супругов, как ни в чем не бывало игравших в шахматы. Чувствовалось, что обе изрядно напуганы.

Так хорошо, как сейчас, Коринф не играл еще никогда. Раньше они с Мандельбаумом играли примерно на равных, при этом если физик играл неспешные хорошо продуманные партии, то профсоюзный деятель больше полагался на неожиданные импровизации. Однако сегодня молодой человек был слишком рассеян. Он вынашивал замыслы, которые поразили бы своей глубиной и самого Капабланку, но Мандельбаум при этом умудрялся прорываться через линии обороны противника, срывая его расчеты самым что ни на есть варварским образом. Наконец Коринф со вздохом отсел от стола.

– Я сдаюсь, – сказал он. – Через семь ходов мне будет мат.

– Не совсем так… – Мандельбаум указал своим кривым пальцем на королевского слона. – Если ты походишь им сюда, а потом…

– Да, да – ты прав… Это уже неважно. У меня, честно говоря, нет настроения играть. Куда Нэт запропастился?

– Придет. Можешь не волноваться.

Мандельбаум пересел в кресло и принялся набивать табаком свою трубку.

– Не понимаю, как ты можешь сидеть, в то время как…

– В то время как рушится мир? Послушай, Пит, сколько себя помню, это происходило всегда. Сказать, что сейчас что-то существенно изменилось, я не могу, – как говорится, пушки еще не заговорили.

– Они могут сделать это в любую минуту. – Коринф, заложив руки за спину, подошел к окну. Город был полон огней. – Феликс, неужели ты не понимаешь, что этот новый фактор в корне изменит всю нашу жизнь, если, конечно, мы выживем… Определенный тип людей строил это общество для себя. Теперь человек стал другим, понимаешь?

– Очень в этом сомневаюсь. – Мандельбаум чиркнул спичкой о подошву своего башмака, и та, громко зашипев, вспыхнула ярким пламенем. – Мы все те же скоты, что и прежде.

– Каким был твой Ай-Кью до сдвига?

– Понятия не имею.

– Неужели тебя никогда не тестировали?

– Ну почему же. Куда бы я ни поступал на работу, наниматели всегда интересовались моим интеллектом. Меня же результат тестирования никогда особенно не волновал. Сам посуди – что в нем особенного?

– Это еще как сказать. Тест выявляет умение оперировать данными, абстрагироваться от избыточной…

– При этом предполагается, что ты белый, принадлежащий к евро-американской культурной традиции. Тест создавался для представителей именно этой культуры. Бушмену из Калахари казалось бы странным то обстоятельство, что здесь не выявляется способность тестируемого отыскивать воду. Для него это куда важнее умения манипулировать числами. Я не хочу преуменьшать роли визуализации и логических способностей в формировании личности как целого, но у меня нет и твоей трогательной веры в то, что все определяется ими, а не чем-то иным. Человек Не столь тривиален. Какой-нибудь механик может оказаться куда более жизнеспособным типом, чем, скажем, твои математики.

– Смотря о каких условиях будет идти речь.

– Это положение справедливо для любых условий. Способность к адаптации, выносливость, быстрота реакции – этим определяется все.

– Я думаю, большую роль играет доброта… – робко промолвила Шейла.

– Это уже роскошь, увы… Хотя именно подобная роскошь и делает нас людьми, – сказал Мандельбаум. – Доброта по отношению к кому? Порой человек должен отбрасывать сдержанность и давать волю инстинктам.