|
– Иногда ты бываешь ужасен. Лицо капитана было серьезным, глаза холодными. – И часто у вас бывают такие вспышки гнева, сэр Энтони? – спросил он. – Не скажу, чтобы они вошли в привычку, но иногда бывают. – Художник потер запястье и показал на беспорядок. – Я не случайно выбрал эту мебель, так как она легко чистится и на ней не остается следов. – Весьма забавно, – сухо заметил капитан. – Вам следует извиниться перед вашей дочерью. Лицо сэра Энтони помрачнело: он не привык выслушивать замечания от своих подчиненных. – Ребекка не придает значения перепадам моего настроения. – Что вы говорите? Тогда почему она так бледна, как будто только оправилась после тяжелой болезни? Головы мужчин повернулись в ее сторону. Ребекка замерла, зная, что на ее лице написано страдание, которого не заметит только слепой. От опытного глаза художника не укрылось страдальческое выражение лица дочери. – Ты и вправду пугаешься, когда я начинаю сердиться, Ребекка? – спросил он, немало удивленный. Ребекке хотелось солгать отцу, чтобы не ставить его в неловкое положение, но под пристальным взглядом капитана она не решилась на это. – Твои неожиданные вспышки злости всегда расстраивают меня, – сказала она, чувствуя себя очень неуютно. – Когда я была маленькой, я так пугалась, что мне становилось дурно. Мне всегда казалось, что наступил конец света. У сэра Энтони перехватило дыхание. – Прости, Ребекка, я этого не знал. Твоя мать… – Он резко оборвал себя на полуслове. Ее мать никогда не обращала внимания на такие взрывы, так как в любую минуту могла взорваться сама. Когда родители ссорились и кричали друг на друга, Ребекка пугалась и забивалась под кровать. Все замолчали, и Ребекка, для которой эта тишина стала невыносимой, постаралась скорее нарушить ее: – У моего отца не все ладится в этой картине, капитан Уилдинг, и ему хотелось посоветоваться с вами. Это последнее полотно из серии «Ватерлоо». Художнику позировал лично герцог Веллингтон. Капитан взглянул на полотно. Ребекка, наблюдавшая за ним, увидела, как сузились его глаза и натянулась кожа на скулах. Напрасно она считала его холодным и бесстрастным – ничто человеческое ему не чуждо. Она хотела бы научиться угадывать чувства капитана по выражению его лица. – Веллингтон отдает приказ, – в раздумье произнес Уилдинг. – От этих воспоминаний у меня мороз по коже. – Вам когда нибудь приходилось видеть, как он дает сигнал к атаке? – Да. Правда, я находился не в такой близости к нему. – Капитан снова пристально посмотрел на картину. – Сэр Энтони, вы хотите, чтобы этот образ был классическим, и поэтому идеализируете героя, или вам бы хотелось приблизить его к обстановке сражения, а картине придать больше естественности? Сэр Энтони несколько раз порывался ответить, но, видимо, не мог собраться с мыслями. – Герцог – великий человек, и мне хотелось бы, чтобы зрители это чувствовали, – ответил он наконец. – Я бы желал, чтобы он врезался им в память и запомнился на всю жизнь. Даже по прошествии столетий люди должны говорить о Веллингтоне в изображении Ситона. – Возможно, ваше толкование образа слишком классическое, а потому в нем не чувствуется мощи. Герцог на коне выписан так тщательно, как будто он гарцует на параде. Ватерлоо – это великое сражение. После целого дня непрерывных атак солдаты и их лошади были так измучены, что падали на землю. Их тела были покрыты грязью, потом, часто кровью; лица были черными от пороха. Даже с того расстояния, где я находился, можно было заметить напряженность и усталость на лице герцога. – Как же мне достичь правдивости в выражении его лица? Прежде чем ответить, Уилдинг задумался. |
