И она стала для старого музыканта самой большой привязанностью в его одинокой жизни. И это было не только потому, что сам он не имел собственных детей и страдал от одиночества.
Мария-Селеста была той ученицей, о которой мог только мечтать всякий учитель. Она буквально на лету схватывала все его мысли, и в ее лице он как бы передавал послание человечеству о том, что скрывалось в тайниках его души, что никак не удавалось высказать ему самому.
— Вы должны всегда отстаивать право на свободу мышления, — повторял он это вновь и вновь.
Заза согласно кивала, хотя была далеко не уверена, как она может добиться этого, находясь под властью строгого отца и под неусыпным надзором классной дамы.
Когда она открыла дверь музыкальной комнаты, профессор тут же оставил клавиши и вскочил со стула.
— Bonjour, та princesse! — приветствовал он ее и с удивлением добавил:
— Разве мадам графиня не с вами?
— Нет, она заболела, — объяснила Заза.
— Это хорошо, очень хорошо, так как у меня есть новости для вас.
— И у меня тоже, — слегка робея, произнесла Заза. Но профессор ее не расслышал или не обратил внимания на ее слова. Его глаза искрились, и он был настолько взволнован, что принцесса поняла — ее учитель не в силах сдерживаться. Ему не терпелось поделиться с ней своей новостью.
— Говорите скорее, пожалуйста, — попросила она.
— Я получил письмо от друзей из Парижа с просьбой срочно прибыть туда. Назревает нечто необычайное, и они пишут, что ждут меня.
— Вы отправляетесь в Париж?! — воскликнула Заза. Сердце ее дрогнуло. Ей было безумно жаль расстаться с учителем даже на короткое время.
Но профессор словно не замечал ее огорченного вида, он был охвачен нетерпением.
— Да, я уезжаю завтра. Я не говорил вам об этом раньше, моя принцесса, не желая огорчать вас, но я уже давно готовился к этой поездке. Я должен разобраться в происходящем. Я должен окунуться в этот бурный поток. Я не могу больше продолжать жить и ждать бесславной кончины в стоячей воде.
Заза не обижалась на его манеру выражаться, потому что подобные изречения она выслушивала из его уст довольно часто.
— Я могу понять, профессор, как вы взволнованны, и не смею отговаривать вас от поездки, но мне трудно представить свою жизнь здесь, во дворце, без вас. Мне нечем будет заполнить свою жизнь…
— Надеждой! — воскликнул профессор. — Надеждой на лучшее, мое дитя. Грустно, конечно, что вы не можете поехать со мной. Как бы вам понравилось общение с самыми блистательными умами, словесные баталии, схватки интеллектов, когда слова, словно кинжалы, сверкают и звенят, скрещиваясь. Это ли не настоящая драма? Это ли не спектакль, которым можно наслаждаться бесконечно? Однако, к несчастью для вас, бедная принцесса, это недоступно.
Никогда еще Заза не видела своего учителя в таком радостном возбуждении. Казалось, он помолодел на два десятка лет. Но его восторженность только усугубила ее печаль.
— Итак, завтра вас уже здесь не будет, — произнесла она упавшим голосом.
— Да, я отправляюсь на рассвете. Мне бы следовало забрать с собой свою племянницу, но она, на беду, подхватила простуду.
— В Мелхаузене все, кажется, простужены.
— За исключением вас и меня.
Его улыбка, обращенная к Заза, была ободряющей. И она решилась поделиться с ним и своими новостями.
— Мне тоже есть что вам сказать, профессор. Я не в силах вынести то, что вы оставите меня именно в этот момент.
Только сейчас он заметил на лице принцессы какое-то странное, незнакомое ему дотоле выражение глубокой озабоченности. |