И к этому упавшим и неясным голосом прибавил:
— Я дал клятву.
— Напрасно, — вновь начал Руперто, — я уверен, что если повесить мексиканского капитана, то это произвело бы хорошее впечатление на всю страну.
Ягуар сделал жест.
— Ладно, ладно, — продолжал старый охотник, — не нравится тебе, ну, не будем говорить об этом более. Все будет так, как ты хочешь.
— Будет, — проговорил молодой вождь, — я приказываю.
— Ну ладно, ладно, тьфу, пропасть. Не сердись, Ягуар, будь по-твоему.
И Руперто удалился, ворча себе под нос и направляясь к порученному его заботам мексиканскому капитану, которым он до того времени занимался, сказать по правде, без особого внимания.
Подойдя к месту, где он оставил капитана, он не мог удержаться от возгласа удивления.
— Вот так штука! Вот так крепыш: он может похвастаться, что душа в нем сидит крепко.
Свежесть ли утреннего воздуха или иная причина, но капитан пришел в сознание и ко времени прихода Руперто уже сидел под деревом.
— Э-э! — произнес приближаясь к нему последний. — Ты чувствуешь себя, по-видимому, недурно.
— Да, — лаконично ответил офицер.
— Ну что ж, тем лучше, скоро ты будешь совсем здоров, но все равно, ты можешь похвастаться — душа крепко засела в тебе, черт возьми; и откуда тебя принесло!
— Где я?
— Разве не видишь? Ты — на прекрасном лугу, на берегу светлой речки, — отвечал старик насмешливым тоном.
— Не смей глумиться, скотина, и отвечай прямо на вопросы.
— Мне кажется, что не трудно найти ответ и не нужно быть колдуном, чтобы узнать здесь стан тех, кто не хочет признавать мексиканского ига.
— Так что, я в плену у разбойников?
— Пожалуй, что так, — ответил Руперто, впадая в прежний тон.
— Как имя главаря шайки, у которой я в плену?
— Ягуар.
— Ягуар?! — воскликнул капитан с крайним изумлением. — Разве он не умер?
— Зачем же ему умирать, когда ты сам жив! Ну-ка, скажи, это тебе, значит, не по вкусу, ну? Надо сказать правду, ты сделал все, что зависело от тебя, чтобы убить его, и если он, слава Богу, жив, то, точно, ты тут не виновен.
Эти слова были проникнуты такой язвительностью, что раздражение капитана Мелендеса достигло высшей степени.
— Должно быть, ваш главарь хотел мне доставить особую пытку, — сказал он с презрением, — что приставил ко мне такую скотину, как ты.
— Ну, ты ошибаешься в нашем вожаке. Он заставил меня наблюдать за твоим здоровьем, заботиться о тебе самым трогательным образом, — отвечал иронически Руперто.
— Ну так ступай, ты мне не нужен, мне нужен только покой.
— К вашим услугам, дорогой капитан, располагайтесь, как вам угодно, — насмешливо взяв под козырек, отвечал на это Руперто. — Если ты не хочешь моей помощи, то я умываю руки во всем, что после этого случиться. Насильно мил не будешь.
И отвесив иронически-почтительный поклон, Руперто повернулся и удалился, бормоча про себя:
— Как жалко, что капитан не хочет повесить этого молодого человека приятной наружности. Это так скоро и легко сделать.
Оставшись один, капитан Мелендес опустил голову на руки и старался привести в порядок свои расстроенные во время его продолжительного обморока мысли.
Мало-помалу им овладела странная сонливость — неизбежное следствие его падения и сильного удара, и он погрузился в глубокий сон.
Он спал несколько часов никем не тревожимый. |