Изменить размер шрифта - +
Собственно, Каландарошвили и
познакомил Степу с товарищем  Чудовым,  который,  как  только  в  Иркутске
начались бои, и вспомнил о молодом посланце Сиббюро.


     Отряд Косухина вывалился из вагонов в  аккурат  на  первой  платформе
Иркутского вокзала и тут же был со всех сторон  окружен  целым  батальоном
легионеров. Партизаны уже отстегивали тяжелые  самодельные  бомбы  жуткого
вида, когда наконец, подбежал  какой-то  перепуганный  офицер,  с  которым
Степа вступил в  переговоры.  Как  выяснилось,  чехи,  занимавшие  вокзал,
всерьез решили, что воинство Косухина в нарушение  перемирия  прибыло  для
штурма иркутского железнодорожного узла.
     Будь у Степы не рота, а, к примеру, батальон, он, вероятно, так бы  и
поступил.  Соблюдать  соглашения  с  проклятыми   империалистами   он   не
собирался. Однако, силы были не равны и  Косухин  потребовал  немедленного
предоставления каждому бойцу по пачке папирос и свободного пропуска отряда
за пределы станции. И то и другое было ему  тут  же  предоставлено,  после
чего  довольный  таким  развитием   событий   Косухин   вывел   отряд   на
привокзальную площадь.
     Правда, тут произошла заминка. Степа ни разу не был в Иркутске  и  не
представлял себе, куда и каким маршрутом ему  надлежит  двигаться  дальше.
Втайне он надеялся, что кто-то - если не сам товарищ Чудов  -  позаботится
встретить его гвардию. Но на привокзальной площади кроме толпы мешочников,
дамочек определенного рода занятий и публики явно буржуйского вида, никого
не было. Подождав с полчаса, Косухин решил двигаться  по  неизвестной  ему
улице, которая (по уверению одного из шахтеров, бывавшего в Иркутске) вела
к центру.
     Прежде чем двигаться дальше, Косухин велел  бойцам  привести  себя  в
порядок,  проверить  оружие  и  в   дальнейшем   соблюдать   революционную
дисциплину. Возражений не последовало,  но  по  унылому  виду  подчиненных
Степа сообразил, что два дня в  заледенелых  вагонах  несколько  поубавили
сознательности в отряде, и многие в настоящий момент предаются мечтам не о
мировой революции, а о куда более прозаических вещах.
     Степа и сам понимал, что бойцов надлежит кормить и вовремя укладывать
спать, но делать было нечего, и он дал приказ  двигаться  в  город.  Поход
начался спокойно. Бойцы  проявляли,  как  и  было  сказано,  революционную
дисциплину и даже пытались  идти  в  ногу.  Правда,  иркутские  обыватели,
определенно из числа мелкой и даже крупной буржуазии, почему-то шарахались
в сторону, а некоторые, из наименее сознательных, даже пытались  прятаться
по подворотням. Вероятно,  на  них  производили  неизгладимое  впечатление
огромные самодельные бомбы, болтавшиеся на поясе у бойцов отряда. В целом,
Косухин был доволен производимым эффектом. Дело  в  том,  что  эти  бомбы,
производимые в Черемхове в бывших железнодорожных мастерских, несмотря  на
свой  устрашающий  вид,  взрывались  далеко  не  всегда.  Зато   моральное
воздействие они оказывали в любом случае, в чем Степа в очередной раз имел
возможность убедиться.
Быстрый переход