Тяжесть и жар проходили сквозь меня волнами и, от чего-то отражаясь, возвращались обратно. Может, паскуда Хасан отравил меня? Ладно, он мог меня прикончить сколько угодно раз, пока я валялся бессознательным чурбаном. Задушить, ввести три кубика воздуха в вену, пристрелить. Не удружил же ничем таким.

Отраженные волны рисовали под моими закрытыми веками разные похабные картинки. Хасан и Лиза в густой траве, позиция «женщина сверху». Эта картинка перетекала в другую - «Иштар на троне», где мимо владычицы-богини шествовали демоны, суккубы и инкубы, которые опять же рассыпались, превращаясь в какие-то пульсирующие нити. Нити собрались в метлу, Иштар же на троне быстро обратилась в бабу-ягу в ступе и, взмахнув своим движителем, скрылась с места происшествия.

А потом я ощутил чье-то присутствие около землянки. Я не принялся убеждать себя, что это мне прибредилось, а стал с кряхтением выползать из окопчика на правом, непораженном боку.

Я полз, заодно пытаясь выдавить из себя боль. И увидел их сразу. Они были метрах в пятидесяти и уверенно топали в мою сторону. Остапенко и на полшага впереди Маков. Разглядыванию мешали густая растительность, высокая температура моего тела и солнце, бьющее в глаза. А ведь если я не срежу своих бывших коллег первой же очередью, они аккуратно подберутся к землянке и прихлопнут меня, как муху с оторванным крылышком. Потом еще, наверное, с облегчением помочатся на мой долгожданный труп.

Маков был голый по пояс, в непонятных зеленых пятнах, вид имел, как у деревенского дурачка, постоянно шмыгал носом и свешивал челюсть. А может, он и не был таким дураком, каким представлялся. Николай походил на идущую по следу ищейку. Ищейка-Маков даже облизывал листочки и жевал травинки - и, кстати, перся точно в мою сторону.

У Остапенки на шее имелось что-то, похожее на воротник. Я принял это за воротник, но такое усовершенствование скорее напоминало полип или даже медузоид. Мне показалось, что в этом студне я различаю контуры человеческих мозгов. Если считать чудно прилипшие мозги за боевую единицу, то симбионтов было трое. Они безошибочно чуяли меня с помощью нюхательных, вкусовых, электрических и магнитных рецепторов. Кроме того, они были соединены единой сигнальной системой. Даже этот мозг, оставшийся от старшего лейтенанта Колесникова, общался с помощью кровеносных сосудов и нервных волокон с организмом подполковника Остапенко. Вместо десяти получалось двадцать милиардов нервных клеток, которые в несколько раз быстрее анализировали ситуевину, каждое ее изменение. Мне нечего было противопоставить этому мощному наступлению объединенных мутантско-чекистских сил. Мои союзники, то есть красномордая клякса Апсу вместе со своей телесной облочкой Хасаном, оказались в сачке у Иштар-Лизы. Слаб оказался вольный анархический демон против психической атаки Отверженных -наверное, он и в древности продул им игру по той же причине.

Впрочем, откуда мне известно про эти рецепторы, нервные клетки, симбиотические связи у моих бывших коллег?

Пространство, разделяющее меня и охотников, сжималось и снова распрямлялось, как гармошка. Завеса опять стала проницаемой, я пробился через водопад. Психический электрон вновь пошел в дело, охватывая меня и бывших коллег единой орбитой.

Я чувствовал теперь, как ищейка Маков, тысячи новых воней и ароматов, в том числе и свои личные: измочаленнный телесный дух и резкий запах раны. Я мог теперь вжиться в роль своего почти-земляка Коли, поэтому, сжевывая листик тамариска, улавливал тот ароматический отпечаток, который был оставлен прошмыгнувшим мимо пару часов назад человеком или зверем. Я, сидя в Колиной шкуре, ощущал магнитное «гудение», источаемое собственным полутрупом, лежащим в окопчике. Шум был похож на звучание рассерженного пчельника.

Я наблюдал глазами Остапенки тепловые излучения - такие розоватые, почти прозрачные облачка. Я наблюдал то, что находится за преградой для обычного зрения, в том числе и легкий тепловой туман над собственной землянкой.