Будучи девушкой далеко не глупой, она в конце концов поняла, что переведя свои встречи с рабочими, захаживающими к Стошу и в другие кабаки по соседству, на профессиональную основу, сможет зарабатывать вдвое, а то и втрое больше, чем на фабрике по производству презервативов. Только надо забыть о какой бы то ни было избирательности.

Постепенно она перебралась в гостиничные вестибюли и сравнительно неплохие рестораны, где скучали, ожидая деловых встреч и сплошь и рядом страшась их, мелкие и средние бизнесмены. В общении с деловыми партнерами им приходилось падать на колени и лизать жопу – вот они и отыгрывались на гостиничных проститутках, восстанавливая самоуважение и даже порой воображая себя хозяевами жизни.

Как раз в это время Доти стала Дианой. Сперва она, правда, решила назваться Шиной – в честь Шины из джунглей, героини телесериала пятидесятых, который не раз прокручивали и в последующие десятилетия. Она полюбила Шину еще маленькой девочкой в те дни, когда телевизор был ее единственным собеседником, от которого не исходило ни малейшей угрозы. Но поскольку она не была пышногрудой блондинкой шести футов роста, в отличие от героини телесериала, то, повертев так и сяк, выбрала в конце концов имя Дианы, богини охоты. И хотя, как она сама говорила, это имя было для нее, польской вертихвостки, чересчур шикарным, в нем все же содержалось определенное послание, адресованное сильному полу.

Однажды, субботним вечерком, она отправилась на соревнования по борьбе в Джерси-сити и там познакомилась с человеком, снявшим ее, чтобы отпраздновать победу Халка Хогана над Дьяволом в маске. После чего этот мужик решил выпотрошить ее – в финансовом смысле слова, – обзывая драной полячкой и осыпая пощечинами. Она перерезала ему горло его же собственной бритвой, что, разумеется, было вынужденной самообороной.

В ту же ночь Диана выехала в Голливуд, решив, что почва в Нью-Джерси – при всей приятной прохладности тамошнего климата – уже горит у нее под ногами. В особенности потому, что из трактира она вышла вместе с мужиком, – которого затем, пусть и в порядке вынужденной самообороны, убила, – на глазах у офицера полиции нравов Мика Мэлона, который давно невзлюбил ее из-за того, что она отказывалась обслуживать его бесплатно.

В первую же ночь в Голливуде она подкупила натурой бармена из коктейль-холла на Сансет Стрип, метрдотеля из ресторана на Беверли Хиллз и владельца кофейни в районе Мелроуз. И сразу же приступила к работе среди здешнего люда – среди писателей, шикарных потаскух, церковных проповедников и частных детективов.

По воскресеньям она ходила в церковь, а по субботам – иногда – и на исповедь. Иногда, особенно остро захотев чего-нибудь, она даже молилась, но не бывала ни удивлена, ни разочарована, когда ее молитвы не сбывались. Время от времени она работала добровольной помощницей в больницах, госпиталях и прочих благотворительных, как правило, учреждениях и в конце концов остановила свой выбор на лос-анджелесском хосписе, потому что ей было известно, что здесь содержат умирающих.

Диана и Кении Гоч познакомились и подружились на панели.

И вот Диана сидела на диванчике в ординаторской.

Мэри Бакет, сложив руки на груди и склонив голову набок, стояла в дверном проеме и смотрела на проститутку. Вид у сиделки был при этом такой, словно она измеряла ей температуру тела или кровяное давление.

– Нормально себя чувствуешь? – спросила Мэри.

– Малость получше, – ответила Диана.

– Выходить с утра на работу, проработав ночь на панели, это, наверное, не слишком разумно, – рассудительно сказала Мэри.

Диана резко посмотрела на нее, чуть не вступила в перепалку, но одумалась, сообразив, что Мэри не осуждает ее, а всего-навсего думает вслух.

– Я не всю ночь проработала.