Ничего не выйдет. Он слишком изможден погоней; у него едва хватало сил, чтобы не выпускать копье из рук. Подтянуться и влезть на сук он не сможет никак.

И тут собачий лай раздался вдруг совсем близко. Он даже мог разобрать, что кричали загонщики:

— Ату, Бьюти! Ату, Мервель!

— Переведите половину гончих на тот берег! — Это кричал уже сам рыцарь. — Ищите с обеих сторон, пока не найдете место, где он вышел из воды!

Черт, как близко! Отчаяние придало силы его усталым рукам. Перехватываясь руками все выше и выше, Колл карабкался вверх по древку копья до тех пор, пока не зацепился пальцами за шершавую кору и проворно, белкой, не вскарабкался на сук. Цепляясь одной рукой за мелкие ветки, он другой поднял копье и затаился. Дыхание его постепенно успокаивалось, но страх все не унимался: свора приближалась, приближалась...

И пронеслась по самому берегу — меньше чем в пяти ярдах от того места, где он лежал, схоронясь в хвое! Колл до боли стискивал ветки и копье, молясь, чтобы ветер не донес его запах до собак. Должно быть, святые все-таки услышали его, ибо гончие миновали сосну и с лаем понеслись дальше, подгоняемые окриками псарей и загонщиков.

А потом они скрылись из виду.

Еще некоторое время Колл цеплялся за ветки, задыхаясь и сдерживая всхлипы, ибо понимал, что, стоит ему позволить вырваться хоть одному, и он уже не остановится, а любой звук до сих пор мог выдать его. К тому же свора в любую минуту могла вернуться.

И она вернулась. Снова он цеплялся изо всех сил, стараясь дышать как можно тише, надеясь на невозможное: чтобы они опять пробежали мимо.

Они пробежали мимо. Он шепотом сотворил молитву доброму и всепрощающему Богу и лишился чувств.

Но, разумеется, никаких наблюдателей в тот поздний час на земле не случилось, если не считать небольшого табуна одичавших лошадей, спящих на краю болотистой пустоши. Собственно, именно отсутствие свидетелей и было причиной, по которой корабль приземлялся посередине этой пустоши. Второй причиной стали лошади.

Сегмент обшивки корабля выдвинулся и лег одним концом на землю, образовав трап для Дирка и Магнуса.

— Ладно, — вздохнул Дирк, надеясь, что ничем не выдает своего волнения. — Как мы это проделаем?

— Ты хочешь сказать, тебе никогда прежде не приходилось ловить лошадей?

— Только прирученных. — Дирк помахал в воздухе веревкой, которую держал в руках, и скептически покосился на нее. — А что мы будем делать с дикими?

— Убедим их в том, что мы их друзья и они просто счастливы будут везти нас туда, куда нам нужно. Это как раз легкая часть задачи.

— Легкая часть? — ахнул Дирк. — Что же тогда считается сложной?

— Добиться шанса быть представленными. — Магнус повозился со своей веревкой, делая из нее подобие аркана. — Сейчас покажу, как это делается. — Он зашагал к лошадям, и Диск, несмотря на продолжавшие терзать его сомнения, двинулся за ним.

Подойдя к лошадям ярдов на пятьдесят, Магнус замедлил шаг. Дальше он двигался почти крадучись — медленно и бесшумно.

Ночной ветерок сменил направление, и жеребец-часовой поднял голову, встревоженно раздувая ноздри, и посмотрел прямо на Магнуса.

Магнус замер, глядя на него.

На глазах у Дирка жеребец успокоился и опустил голову — Магнус, телепат и большой дока по использованию почти всех видов психической энергии, известных мужчинам (и вдобавок изрядной доли известных женщинам), мысленно связался с жеребцом, успокаивая его.