Но сам он не заметил ее страха, поглощенный созерцанием своей воплотившейся мечты.

— Пусть она потанцует передо мной, — умоляюще прошептал Владыка Озерного края.

Злыдень зашипел и дернул за огненные нити, но нимфа вскрикнула, словно раненая птица, и упала на землю, закрыв лицо руками.

— Нет, нет! — в гневе взревел Владыка. — Я же тебя просил, чтобы она танцевала, а не кричала, словно от боли!

— Конечно, хозяин! — ответил Злыдень. — Ей нужна песнь любви!

Злой дух снова зашипел — и вдруг начал петь, если это можно назвать пением. Голос его был резким, словно скрежет железа, так что Владыка Озерного края вздрогнул, а мать Ивицы дернулась, словно ее ударили. Она вскочила, и огненные нити спали с ее рук и ног. Нимфа освободилась от пут, но это не было настоящей свободой: голос Злыдня сковывал ее, не давая воли. Он заставил ее двигаться под музыку, словно нимфа была марионеткой. Она плясала на поляне, как будто неживая. Ее танец вовсе не был прекрасным, как прежде. Она двигалась, как если бы ее дергали за веревочку. И пока нимфа «танцевала», по щекам ее катились слезы.

Владыка Озерного края пришел в ужас.

— Пусть танцует свободно! — закричал он в ярости. — Чем ты ее донимаешь?

Злыдень бросил на хозяина злобный взгляд и вдруг изменил свой напев. Теперь этот звук стал столь резким и зловещим, что Владыка невольно упал на колени. Мать Ивицы стала танцевать гораздо быстрее, но так, словно ее тело вышло у нее из повиновения. Она кружилась по поляне как безумная, не в силах остановить свою «пляску».

И вдруг Владыка Озерного края понял, что этот «танец» убивает ее!

Но мать Ивицы продолжала свою пляску смерти, и Владыка смотрел на нее, бессильный что-либо предпринять. Он вдруг почувствовал какое-то жуткое упоение от этого зрелища. Даже появилось желание, чтобы пляска продолжалась!

Вдруг, не понимая сам, что с ним произошло, Владыка Озерного края завопил:

— Довольно! Довольно!

Злыдень тут же прекратил «песню», и мать Ивицы как подкошенная повалилась на землю. Бросив бутылку, Владыка Озерного края подбежал к нимфе, осторожно приподнял ее и вздрогнул, увидев ее тусклые глаза. Она была вовсе не похожа на ту, кого он некогда знал. Силы ее были на исходе.

Владыка Озерного края повернулся к Злыдню.

— Ты говорил о «песни любви», злой дух! — воскликнул он в гневе.

Злыдень одним прыжком добрался до брошенной бутылки и уселся на ее горлышке.

— Я пел любовную песнь, которая звучала в твоей душе, хозяин, — ответил он.

Владыка застыл на месте. Он понял: эти слова были правдой. Злыдень пел «песню», рожденную темными желаниями своего хозяина, песню, далекую от любви, словно один полюс от другого. Владыка Озерного края почувствовал боль и раскаяние. Он отвернулся, чтобы не показывать своих чувств.

Мать Ивицы зашевелилась и взглянула ему в глаза. Теперь в ее взгляде снова выражался страх.

— Не бойся, — сказал ей ласково Владыка Озерного края. — Это больше не повторится. Никто не обидит тебя. Скоро ты сможешь уйти. — Он обнял нимфу и прошептал:

— Прости меня.

Речному духу так хотелось побыть с нею, что он едва заставил себя сказать, что она свободна. Иначе не мог: он ужасался тому, что совершил по отношению к ней. На глазах у нимфы выступили слезы. Властелин водных просторов ласково погладил ее по голове, подождал, пока к ней вернутся силы, и помог подняться. Она еще раз посмотрела на него, потом бросила взгляд на тварь, сидевшую на горлышке бутылки, и лицо нимфы исказилось, словно от боли.