Квентин скинул рюкзак, снял пальто. В тишине щебетала птичка. Неподалеку, прислонившись к дереву, курил щуплый подросток, по виду его ровесник. Рубашка на нем была в узкую бледно-розовую полоску. Не глядя на Квентина, он затянулся и выпустил дым — жара его, похоже, не донимала.

— Эй, — позвал Квентин.

Парень в ответ мотнул подбородком, и только. Квентин, не желая признаваться, что понятия не имеет, куда попал, напустил на себя беззаботный вид. Даже без пальто он весь обливался потом. Типа английский путешественник в тропиках — пытаемся наладить контакт со скептически настроенным аборигеном.

— Это, — откашлялся он, — это Филлори, да? Парень с великой серьезностью опять затянулся и потряс головой.

— Не-а. Север штата Нью-Йорк.

БРЕКБИЛЛС

Он и не думал смеяться — Квентин оценил это позже.

— Север? Это где Вассар, что ли?

— Я видел, как ты перешел, — сказал парень. — Пошли в Дом.

Он бросил сигарету и зашагал через луг, не оглядываясь. Квентин помедлил и стал догонять, испугавшись, что останется здесь один.

На лугу свободно уместилось бы полдюжины футбольных полей. Они тащились через него целую вечность, солнце припекало затылок.

— Как тебя звать? — с полнейшим безразличием спросил парень.

— Квентин.

— Прелесть какая. Откуда?

— Бруклин.

— Лет сколько?

— Семнадцать.

— Я Элиот. Больше ничего мне не говори. Близких отношений я избегаю.

Квентину пришлось сделать несколько очень широких шагов, чтобы с ним поравняться. У Элиота было что-то не то с лицом: рот перекошен, одни зубы растут внутрь, другие наружу. Это походило на родовую травму — может, при рождении на него неудачно наложили щипцы.

Несмотря на это, держался он так, что Квентину сразу захотелось с ним подружиться — нет, просто стать им. Такие, как Элиот, обладают естественной плавучестью в среде, вынуждающей Квентина постоянно выгребать по-собачьи.

— Так что же это за место? Ты здесь живешь?

— В Брекбиллсе? В общем, да… если можно так выразиться.

Через проем в живой изгороди они вошли в тенистый лабиринт из подстриженного кустарника. Зеленые коридоры ветвились, перемежаясь нишами и площадками. Сквозь плотные стенки не проникал свет, но сверху на дорожку ложились желтые полосы. Плещущий фонтан украшала пострадавшая от непогоды белая статуя.

Путь через лабиринт занял у них добрых пять минут. Выход с выстриженными по бокам медведями вел на террасу у самого дома. Легкий бриз создал у Квентина впечатление, что один медведь повернул к нему голову.

— Декан, думаю, скоро выйдет. Сиди тут, — Элиот командным жестом, как сверхвозбудимой собаке, показал Квентину каменную скамейку, — и делай вид, что все так и надо. А если скажешь, что я курил, запихну тебя в самый нижний круг ада. Я там не был, но молва гласит, что в нем почти так же хреново, как в Бруклине.

Элиот ушел назад в лабиринт, а Квентин послушно сел на скамейку. Держа рюкзак и пальто на коленях, он смотрел на серые плиты между начищенными парадными ботинками. Быть не может, сказал он себе, но эти слова шли вразрез с окружающим его миром. Как будто он принял наркотик с весьма приятными для себя последствиями. На плитах виднелся какой-то узор — не то переплетенные лозы, не то стершиеся от времени буквы. В солнечном луче плясали пылинки. Если это галлюцинация, то у нее чертовски высокое разрешение.

Самым странным здесь была тишина.