«Пойду и я спать», — подумала Кейт, свернулась калачиком под столом и заснула. А утром проснулась с первыми петухами, взяла метлу и давай шуровать в печной трубе.

Упал оттуда кожаный мешок, набитый блестящими золотыми гинеями. Обрадовалась умная Кейт, взяла мешок, не забыла прихватить зелёную кофту — и вон из дома, пока старуха Клути спит.

Бежит умная Кейт по полю Гладоврану, видит, в конце поля калитка.

— Милая девушка, — говорит калитка, — отвори меня. Сколько лет меня никто не отворял.

Тряхнула Кейт чёрными волосами и замотала головой.

— Сама отворишься, — отвечает. — Мне некогда.

Оперлась рукой о перекладину, перескочила легко через забор и побежала дальше.

Бежит, бежит — на зелёном лугу в жёлтых лютиках корова пасётся.

— Милая девушка, — говорит корова, — подои меня. Сколько лет меня никто не доил.

Тряхнула Кейт чёрными волосами и замотала головой.

— Сама доись, — отвечает. — Мне некогда.

И побежала дальше.

Видит, мельница на берегу красивой реки Тайн, а по ней три неспешные утки плавают да на дно за жирными червяками ныряют.

— Милая девушка, — говорит мельница, — поверни моё колесо. Сколько лет его никто не вертел.

Тряхнула Кейт чёрными волосами и замотала головой.

— Пусть само вертится, — отвечает. — Мне некогда.

А дело в том, что умная Кейт с каждой минутой всё больше злилась: бежала она быстро, запыхалась, мешок с гинеями тяжеленный, да и спать хочется — ведь встала-то она спозаранку.

«Не всё же мне одной мучиться, — сказала она себе. — Кто нашёл золотые гинеи? Я. Кто эту тяжесть так долго тащил? Опять я. Так пусть дальше отец тащит». И спрятала мешок в жёлоб, по которому зерно сыплется на мельничные жернова. Потом побежала к отцу и рассказала ему, какая она умная.

Проснулась старуха Клути с третьими петухами, спустилась вниз — пол не метён, очаг холодный, а на поду сажи целая горка. Поняла она, что умная Кейт лазила метлой в трубу и нашла мешок с гинеями.

— Ты у меня за это поплатишься, — сказала ведьма и похромала в погоню.

Миновала поле Гладовран, подошла к калитке и спрашивает:

— Калитка, калитка, не видала ли мою служанку-поганку? В руках у неё кожаный мешок, а в мешке все мои золотые гинеи.

— Иди дальше, — отвечает калитка.

Ковыляет старуха по зелёному лугу в жёлтых лютиках, видит, корова пасётся.

— Корова, корова, — спрашивает старуха, — не видала мою служанку-поганку? В руках у неё кожаный мешок, а в мешке все мои золотые гинеи.

— Иди дальше, — отвечает корова.

Дошла старуха до мельницы на берегу красивой реки Тайн, где три неспешные утки плавают да на дно за жирными червяками ныряют.

— Мельница, мельница, — говорит старуха, — не видала мою служанку-поганку? В руках у неё кожаный мешок, а в нём все мои золотые гинеи.

— Загляни ко мне в жёлоб.

Сунула старуха руку в жёлоб и нашла мешок с блестящими золотыми гинеями. Взяла старуха мешок, похромала домой и спрятала его опять в покосившуюся печную трубу.

Вернулась Кейт с отцом к мельнице, глянула в жёлоб, а мешка-то и нет. Поняла Кейт, что старуха Клути уже побывала здесь. Испугались они с отцом — с ведьмами шутки плохи, — собрали свои пожитки, перешли мост через красивую реку Тайн, и с той поры о них в Нортумберленде ни слуху ни духу.