Кристин отошла на несколько шагов и вскоре вернулась, окликая Бака.

— Я здесь. — Он протянул руку, и девушка поспешно ухватилась за нее.

Так, держась за руки, они и вернулись в теплый вигвам. Бак поплотнее прикрыл входной проем и подбросил в костер еще несколько поленьев. Потом поставил корзинку с ужином на их импровизированную кровать.

— Не знаю, придется ли тебе по вкусу индейская пища, но поесть все-таки нужно.

— А тебе она нравится? Бак пожал плечами.

— Я привык.

Кристин заглянула в корзинку. Там оказались индейские лепешки, холодная жареная куропатка, печеный лук, грибы и еще какое-то незнакомое кушанье, которое Бак назвал васной — вяленое мясо, порубленное вместе с овощами и ягодами и зашитое в холщовый мешочек. Кроме того, в корзине были дикие сливы и виноград.

— Мы устроим настоящий пир! — воскликнула Кристин.

— Точно. Не хватает только индейской свеклы и побегов молодого тростника.

— А из чего приготовлена эта… как ты ее назвал, васна?

— Это нечто вроде колбасы, раньше ее набивали в бычий пузырь, но теперь делают в холщовом мешочке — овощи и ягоды, порубленные с вяленым окороком… хм… с мясом.

— С каким мясом? — спросила Кристин, отщипывая кусочек куропатки.

— Ладно, не важно.

— Нет уж, ты скажи. Бак усмехнулся.

— Тебе не понравится то, что ты услышишь.

— Почему же? Эта куропатка, например, очень даже вкусная, Так что там за мясо?

— Собачье.

— Ты хочешь сказать, они едят собак?..

— Да.

— Вроде нашего Сэма?

— Вот именно.

На миг Кристин застыла с открытым ртом. Потом вздохнула и улыбнулась.

— Я не позволю тебе испортить мне ужин. Эта, как ты ее назвал, васна… она, должно быть, очень вкусная.

— В нее добавлены также толченые косточки черемухи. У индейцев все идет в дело.

Когда они наконец поужинали, костер едва тлел. Кристин вытерла руки полотенцем и протянула его Баку. Воцарилось напряженное, молчание. Девушка заговорила первой:

— Как ты думаешь, Бак, дома все в порядке?

— Разве твой кузен не сказал бы тебе, если бы что-то случилось?

— Я говорю про «Аконит», я уже не считаю Висконсин своим домом.

— Но разве Густав не собирается увезти тебя обратно?

— Он об этом даже не заикался, потому что знает: мое сердце теперь принадлежит этой земле.

— Ты его любишь?

Бак с напряжением ждал ответа на этот чрезвычайно важный для него вопрос. Он был не в силах взглянуть на Кристин, даже невольно затаил дыхание.

— Да, я его люблю — как Бонни любит Берни. Мы с Густавом почти близнецы. После маминой смерти он оказался единственным человеком, который обо мне заботился. Конечно, Ферд приютил меня в своем доме, но только потому, что иначе он бы плохо выглядел в глазах общества, а на самом деле его не очень-то волновала моя судьба. Наверное, он не испытывает ко мне родственных чувств потому, что у нас были разные матери.

Они опять с минуту молчали. Наконец Бак сказал:

— Если ты хочешь раздеться и лечь спать, я погашу костер.

— Не обязательно его гасить. — Кристин принялась расстегивать верхние пуговицы платья. Вдруг застеснявшись, отвела взгляд. Бак поднялся:

— Я, пожалуй, выйду.

Кристин не стала просить Бака остаться или не уходить далеко от вигвама — только проводила его вопрошающим взглядом широко раскрытых глаз. Оставшись одна, она встала, сияла платье и нижнее белье.